Диверсия века

[Evillight]

Это фик по киноверсии. Пишется не только для себя, но и в подарок подруге, поэтому на ФБ его пока нет. Выложу туда, когда закончу.

НАЗВАНИЕ: Диверсия века
АВТОР: я (Evillight)
ФЭНДОМ: "Властелин Колец" (киноверсия П.Джексона)
КАТЕГОРИИ: Action/Adventure и... нет, это не гет, это разнополый bromance.
ПЕРСОНАЖИ: мои, оригинальные. Роханка и компания урук-хаев, люди, эльфы.
РЕЙТИНГ: R, позже сменю на NC-17, потому что будет жестокость и кровища.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: научный подход к Арде и населяющим её существам. Да, Профессор писал, что это наша Земля в далёком прошлом, но легенды всегда толкуются двояко, и Арда вполне может быть экзопланетой в далёкой-далёкой галактике в таком случае всю её мифологию можно объяснить с научной точки зрения. Впрочем, это выйдет на поверхность ближе к концу, а пока что это всем нам знакомый средневековый мир, населённый более чем одним разумным видом...

Фик не влез в один пост. Практически весь текст - в комментариях.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Мартовский вечер был сер и промозгл...

Мартовский вечер был сер и промозгл. До настоящей весны было далеко, чернильные тучи поливали мёрзлую степь снегодождём, и думать о чём-либо, кроме камина и горячего чая, было сложновато, но у Аэльги получалось. Меч стремительно рассекал холодный воздух, со свистом описывая дуги, петли и «восьмёрки». В такие минуты она воображала, что она воительница, как леди Эовин.
-Дочка, - донёсся сзади тихий, охрипший от плача голос матери. – Заболеть хочешь? Идём в дом.
Вынырнув из раздумий, девушка оглянулась. Укутанная в пуховую шаль мать стояла у калитки дворика и, видимо, наблюдала за ней давно. Чёрный траурный платок контрастировал с бледным лицом, в опухших глазах дрожали слёзы. Аэльга потёрла занемевшие руки и выдохнула. Тренировки проясняли рассудок и отвлекали от боли утраты, но она решила, что на сегодня и впрямь хватит. Работа на сельской конюшне и домашние хлопоты отняли уйму сил, да и ужинать пора.
Минуло три дня с тех пор, как до Треварна, этого скромного истфольдского посёлка, долетели новости о неожиданной, невероятной победе в Хельмовой Пади. Помня об угрозе с востока и не расслабляясь, народ всё ещё праздновал, однако во многих, многих семьях веселью было не место. Лишь две вести из Хорнбурга имели значение для Аэльги и её родителей. Первая – трагическая: погиб её старший брат Идвар. Сильный, упорный и азартный Идвар был гордостью отца, служил в лучшем эореде Истфольда и мечтал стать дружинником сенешаля, но не суждено ему было снискать славу. Орочья стрела угодила ему в глаз, убив на месте. Вчера его привезли, отпели и похоронили. Он любил сестру и понемногу учил обращаться с оружием, и вот его не стало. Вторая весть тоже была о смерти, но, вопреки всем ужасам войны, принесла Аэльге не скорбь, а облегчение: из крепости не вернулся её жених.
-Виттан, Виттан, - шептал отец, качая головой. В его тарелке стыла пресная каша. – Высокий, крепкий, косая сажень в плечах – разрублен почти пополам! Что же за твари такие эти уруки? Полуорки-полулюди… будь проклят Саруман за то, что сотворил такую мерзость! Слава Беме, сюда они не добрались, но вояки говаривали, что лес поглотил не всех и часть разбежалась по округе…
-Довольно! – вспылила мать. – Виттан умер с честью, защищая нас, так что довольно об уруках!
-И о Виттане, - добавила Аэльга, проглотив кашу. На неё тут же воззрились с негодованием.
-Ты можешь хотя бы сейчас присмирить свою гордыню? – упрекнул её отец. – Мы знаем, что он был тебе не люб, но не могла бы ты проявить чуточку уважения к павшему?
-Хорошо, папа, - она резко встала из-за стола и направилась к себе в комнату, - наилучшим уважением будет моё отсутствие. Всё равно мои чувства вам безразличны.
-А ну вернись! – пробасил отец и треснул по столу кулаком.
Но дочь уже заперла дверь, легла в кровать и с головой накрылась одеялом.
«Не люб»… он был не просто не люб, он был ей противен. Вежливый и учтивый при свидетелях, он вёл себя грубо и заносчиво, когда встречал её одну по пути на рынок или к колодцу. Рукам воли не давал, но вечно кидал сальные взгляды и с усмешкой говорил, что никуда она, конюшенная служанка, не денется от будущего офицера. Когда она поинтересовалась, на кой ему, собственно, сдалась конюшенная служанка, которая равнодушна к белилам-румянам, носит портки и увлекается мечемашеством, он замялся, наморщил лоб и выдал, что для крестьянки она слишком красивая. М-да, тут он, пожалуй, был скорее прав, чем неправ. Несмотря на невысокий рост Аэльга была изящной, на худое лицо с яркими зелёными глазами и острым носом было приятно посмотреть, свои длинные соломенные волосы она часто мыла, разве что всегда заплетала в косу. Иными словами, девкой-чернавкой не выглядела. И, тем не менее, разве это причина преследовать, надоедать, оценивающе пялиться, как на породистую кобылу?! Подруги ей завидовали и крутили пальцем у виска, пока она с ними не перессорилась, а родители не верили её жалобам, полагая, что она делает из мухи мумака. Виттан был сыном сотника, вхожего к самому Эомеру, что с их точки зрения являлось неоспоримым достоинством. Горя желанием непременно влиться в воинское сословие и, конечно, искренне желая дочери добра, они не сочли нужным спросить, нравится ли он ей. О Бема, да они вообще не спрашивали, хочет ли она быть мужней женой, обременённой детьми и домохозяйством! Свадьба была назначена на апрель, и Аэльга уже подумывала о том, чтобы уйти, не попрощавшись, благо поднакопилось деньжат, но судьба бросила кости иначе. Появилась зыбкая надежда, что назойливые разговоры о замужестве хотя бы ненадолго прекратятся… впрочем, Виттана будут оплакивать ещё долго и это придётся потерпеть.
С такими мыслями она и уснула, но, к счастью, снов на эту тему не видела. Она очень устала и рада была провалиться в глубокое мёртвое забытье, потому что завтра предстояло ехать в Эдорас.

Треварн был землепашским посёлком. Его жители выращивали овощи, фрукты и зерновые, а со скотиной было хуже. Добротную говядину и свинину, как и хорошего коня, можно было купить только в столице. Неблизкая и непрямая, а из-за слухов о недобитых орках ещё и страшная дорога занимала без малого шесть часов, и ездить по одному не решался никто, кроме солдат Марки и самых смелых сельских ополченцев. Торговцы и странники, напротив, долго ждали у ворот, пока наберётся обоз из семи-восьми телег и охраны, чьи услуги порой влетали в копеечку.
Пришлось помучиться и Аэльге. Утром всё прошло на удивление быстро, так как ещё до рассвета у выезда столпилось девять попутчиков с поклажей, но на обратном пути удача ей изменила. В пятом часу, после утомительного блуждания по запруженному людьми и лошадьми базару, где она купила всё, что просили – молоко, масло, сыр, мёд, лечебные коренья и огромный бычий огузок, едва поместившийся в седельную сумку – она поняла, что уедет нескоро. И немудрено: впереди была неизвестность, селяне старались закупить побольше продовольствия и отправлялись домой поутру, со свежими силами, переночевав на постоялом дворе. А у неё уже не хватило бы денег на постой. А ещё отец строго велел вернуться засветло. А ещё… ох, ну за что ей такое наказание? Похоже, несчастнее могла быть лишь Молли, её маленькая, но любимая рыжая с белым носом коняжка.
«Ничего, выкрутимся, - девушка оптимистично хлопнула её по холке. На ходу возникшая идея отозвалась волной смутной тревоги, но обещала ускорить дело. – Солнце ещё высоко, нам повезёт…»
Подпихнув лошадь каблуками, Аэльга поторопилась к выезду – и, как все одиночки, была остановлена у ворот. Широкоплечий стражник-алебардист критически оглядел её, слегка задержав взгляд на толстой кожаной куртке и ножнах с мечом, прочистил горло и сурово спросил:
-Барышня, далёко одна едете?
-В Дарлен, - соврала она, не растерявшись. Дарлен был соседним посёлком всего в получасе езды.
-Хм… не знал, что вы оттуда, - привратник сдал назад, но для порядку добавил: - будьте осторожны и никуда не сворачивайте! На бездорожье опасно!
Опасно. С этим не поспоришь. Народ потихоньку возвращается к мирной жизни, но солдаты денно и нощно патрулируют степь. Выжившие урук-хаи, увы, не досужая байка, и конники делают всё возможное, чтобы покончить с ними раз и навсегда. На базаре Аэльге довелось услышать, что вчерашней ночью три урука напали на отдалённый хутор и учинили разбой. Патрульные сразу примчались на звук рога и зарубили их, но опоздали; двое мужчин были зверски убиты, пятеро ранены, а женщины и дети до сих пор перепуганы насмерть. Сегодня день был спокойный, но факт есть факт – ещё три дня назад всё население Эдораса тряслось от ужаса в пещерах Агларонда, а города и сёла помельче остались целы лишь милостью Валар, и если бы не вовремя подоспевший эоред… Аэльга стряхнула эту мысль. Общий торговый тракт давал полуторачасовой крюк, и она как раз собиралась срезать путь по каменистым всхолмьям. Да, она рискнула, но ей больше не хотелось бояться. Это Истфольд, столичные предместья, уж здесь-то зачистку провели в первую очередь!
Домой она надеялась доехать к закату, но спустя три часа, когда похолодало и под холмами залегли глубокие синеватые тени, перетрудившаяся Молли перешла на медленный шаг. В ответ на уговоры и мягкие пинки она недовольно ржала, и девушка спешилась, отстегнув сумку с мясом. Лошадь хотела пить. Вокруг на многие мили расстилалась заснеженная волнистая равнина и, как ни вглядывалась Аэльга в это однообразие, ни речушки, ни ручейка в обозримом пространстве не нашлось, правда, тёмное пятно далеко впереди показалось знакомым, и она воспрянула духом. Это берёзовая рощица и там есть старый колодец! Молли тоже помнила это место, и её не потребовалось понукать, но, стоило приблизиться к перелеску вплотную, как она вдруг начала храпеть и артачиться.
-Эй, ты уж определись, хочешь пить или нет, - иронично сказала Аэльга, но зная, что Молли капризна и горазда на такие приколы, взяла привешенное к седлу ведёрко. – Ладно, подожди тут, я принесу.
Она потопала к деревьям, укоряя себя за опрометчивость и стараясь не думать о том, что услышит от изнервничавшихся домочадцев. Чему быть, того не миновать.
Колодец был заброшен и к нему давно никто не ходил за водой, даже пастухи. Он накренился, его окружило озерко, но полукруглая каменная кладка, ограждавшая его, была всё ещё крепка. На её краях играли последние розовые отсветы, внутри уже сгустился сумрак. Нехорошее предчувствие сотней иголок впилось Аэльге в живот, но всё случилось так молниеносно, что она не успела отреагировать…
…Издав жуткий низкий рык, из сумрака вырвалась огромная чёрная тень, и если бы не лёд, на котором девушка поскользнулась, лежать бы ей уже без головы. Грубое тёмное лезвие лязгнуло по камню в аккурат над её макушкой – однако этим всё и ограничилось, ибо поскользнулись оба. Агрессор снова рыкнул, но явно от боли, и вместо того, чтобы наброситься на неё ещё раз, неуклюже привалился к оградке. Это дало Аэльге спасительные секунды, она тотчас же оказалась на ногах, отскочила назад и выхватила меч. Узорчатый клинок Идвара, перед битвой завещанный сестре, яростно блеснул в лучах сердитого малинового солнца, будто сам брат пришёл ей на помощь. Тот, кто чуть не убил её, вздрогнул от блика, ударившего по глазам, и лишь сейчас она смогла его рассмотреть.
Это был орк.
И это всё, что она могла бы сказать наверняка. Хриплое звериное дыхание, толстый слой ужасной грязи, густая вонь немытого тела и нестиранного тряпья – несомненно орочьи атрибуты, но на этом узнаваемые черты кончались. Не пряча меча, Аэльга стояла и растерянно смотрела на непонятное существо, сидевшее на льду в болезненной скособоченной позе.
«Это… урук-хай?» – несмело догадалась она, обратив внимание на Белую Длань, небрежно намалёванную на шлеме и наплечниках. Уверенности не было. Армия Сарумана шла прямиком в Хельмову Падь, а в центральный Истфольд урук-хаев не пускали патрули, так что она лишь слышала, что они громадные, а вживую ни разу не видела. Видела только обычных орков, да и то, трупы, сваленные в кучу для сожжения. И ростом, и, очевидно, силой они уступали среднему мужчине-человеку, а этот был почти в три раза больше неё! Даже тяжёлые штурмовые доспехи и кожаный подкольчужник не могли скрыть телосложения, которому позавидовал бы любой богатырь.
Урук-хай не пытался встать. Он устрашающе выставил перед собой своё оружие – бурое, неказистое, с торчащим шипом на конце – но давалось это ему с трудом. Глухой гребнистый шлем оставлял открытой нижнюю часть лица… то есть, оскаленной зубастой морды… и это была гримаса скорее боли, чем бешенства. Понож на правой ноге был сбоку вдавлен и пробит, острые края впивались в плоть, но рана уже не сочилась, покрывшись чёрной коростой.
-Одно неверное движение и я тебя заколю, - всерьёз пообещала Аэльга. Раненый или нет, орк есть орк. Убийца и вероятно, насильник… слухи о них ходили такие, что у женщин, девушек, девочек стыла в жилах кровь. По правде говоря, ей давно следовало поступить, как воины короля Теодена под Хорнбургом: разыскивая живых однополчан, они добивали живых уруков без малейшего сожаления.
На угрозу орк не ответил. Не разобрал слов – или не понял, не зная вестрона, или вовсе не услышал, и второе почему-то казалось более верным. Не спуская с него глаз, Аэльга слегка сдвинулась в сторону, затем постучала каблуком об лёд, а тем временем за деревьями раздалось протяжное ржание заждавшейся Молли – и уж это-то он должен был воспринять как опасность, но, вопреки логике, так и не шевельнулся. Причина стала ясна. Он был глух и практически слеп, воспринимая только перепады освещённости, и единственным, что он чувствовал нормально, был запах. Запах испуганной человеческой женщины, жертвы. Возненавидев себя за это, Аэльга крепче сжала эфес и решительно шагнула вперёд, замахнувшись, чтобы вонзить остриё в незащищённую полоску кожи на шее существа. Почуяв перемену в её запахе, урук содрогнулся всем телом, выронил свой кочергообразный клинок и натужно, хрюкающе кашлянул. Чёрные капли брызнули ей на лицо, запачкали меховой ворот куртки. Она с отвращением перекривилась, но это был тот момент, когда она опустила меч.
«А что я о них знаю? – очень некстати пронеслось в мозгу, - и… что я знаю о нём?»
Сама формулировка по отношению к извечным врагам свободных народов звучала неуместно, но то, что она вообще появилась, странным образом взволновало роханку. Запах опять изменился, и урук это заметил. Его дыхание выровнялось, он перестал дёргаться, откинулся затылком на оградку. Потрепали его, конечно, мама не горюй, но он совершенно точно не был при смерти. Пока что.
Аэльга не понимала, чем вдруг занялись её руки. Левая, державшая сумку, вытряхнула наземь подтаявший бычий огузок, а правая, с мечом, отсекла небольшой кусок. Подошедши к урук-хаю, она присела рядом, подкинула мясо в ладони и невесело улыбнулась.
-Нет уж, с рук кормить не буду. Чего доброго, палец отхватишь… - поколебавшись, она положила кусок на лёд, так, чтобы он унюхал и мог нащупать.
Снова заржала Молли, на этот раз обиженно. Солнце между тем село, и девушка подпрыгнула на месте, вспомнив, что мать с отцом, наверное, уже извелись. Она отыскала укатившееся ведёрко, но не полезла в колодец (а ну как там орочья блевотина?) и зачерпнула воды из-подо льда, продолбив его мечом. Бросив на раненого прощальный взгляд, она не сказала ни слова и поспешно покинула рощу.
…Лишь с третьего раза лошадь позволила Аэльге сесть верхом, и до дома она доехала в первом часу ночи. Она отдавала себе отчёт, что замять и забыть произошедшее не выйдет, а для родителей сочинила удобоваримую легенду. Напали бродячие собаки. Пришлось поделиться мясом. Отстали. Не важно, что сбивчиво. Главное, что ей поверили и не присматривались к пятнам на одежде. Мать чуть не утопила её в слезах, отец в сердцах накричал, но она не возмущалась. Взбучка была вполне заслуженной.

@темы: фанфик, Четвертая Эпоха, апокриф, R

Comments

[Evillight]

Конюшня встретила Аэльгу привычным радостным пофыркиванием. Перед тем, как идти на работу, она побывала в бане – уж если родная Молли воротила от неё нос, то солдатские скакуны…
На входе ей сразу бросились в глаза кровавые пятна на полу. В одном из стойл кучкой сгрудилась прислуга, рядом стоял мрачный, как туча, боец. Они бурно обсуждали рваную рану сухожилия, и в помещении было шумно, но Аэльга не могла не различить тихий мягкий голос деда Гилнона, скотного лекаря, который приметил её за интерес к медицине и негласно взял в помощницы. Осматривая коня, он разговаривал с ним, успокаивал и звал по имени, а тот вёл себя смирно и не вредничал.
«Я совсем забыла, что он сегодня придёт!»
Жеребец был не простой, а меарас, дорогой и благородный, а пострадал от зубов варга позапрошлой ночью, когда конный разъезд накрыл стаю возле Снежицы. Владелец умолял спасти ногу, но прогноз был пятьдесят на пятьдесят. Вздохнув, дед хмуро сказал, что у него нет необходимых снадобий и что достать их можно только в местном временном госпитале, но, наткнувшись на Аэльгу, просиял:
-О, вот и ты! Одевайся, в больничку наведаемся. Да, вместе, - предвосхитил он вопрос. – Научу тебя подбирать травы и замешивать мази. Не вечно же тебе бинты подавать?
Она зарделась. Перспектива настолько воодушевила её, что она почти не замёрзла, пока они пешком шли к просторному бараку, где сельский глава организовал лазарет. По прибытии, однако, прилив легкомыслия схлынул. Обстановка этого не терпела.
Навстречу им вышла старшая целительница, пожилая седовласая женщина по имени Теогвен, давняя знакомая Гилнона из Фольда. С ней он работал бок о бок долгие годы, прежде чем груз человеческих страданий заставил его переключиться на животных, и она была его хорошим другом. На её угрюмом, изборождённом морщинами лице так и читалось, что у многих размещённых в бараке солдат дела очень плохи. Аэльге стало не по себе от острого придирчивого взгляда, задержавшегося на руках, но когда девушка, коротко поклонившись, первая спросила, где умывальник, знахарка сдержанно улыбнулась и указала на дальний угол в сенях, а затем пригласила их с дедом в кладовую. Разложив на столе связки трав, мешочки, кулёчки, ступки и бутыльки, она предоставила Гилнону самому наставлять ученицу и отлучилась в палату к тяжелораненым, куда её позвали санитарки.
На примере обезболивающей мази и противогнойного сбора дед показывал, как следует толочь, отмерять и смешивать ингредиенты, отдельно уточняя, что для людей и зверей пропорции должны быть разными. Мотая на ус, Аэльга не стеснялась любопытствовать и Гилнон охотно отвечал, а закончив с лекарствами для коня, велел всё повторить. Знахарка, вернувшись, тихонько встала в дверях и кивала в такт пересказу. Она явно смягчилась, увидев подобающее прилежание.
Уходя, Аэльга погрузилась в свои мысли и не уловила, о чём говорил Гилнон с провожавшей их Теогвен. Она шла вдоль коек, на которых лежали и сидели, в сознании и без, перевязанные мужчины и юноши с колотыми и рублеными ранами, ушибами и переломами, и возле самого выхода её внимание приковал к себе один из них. Без видимых увечий, он был способен ходить и, пошатываясь, брёл из нужника к своей койке. Подбежавшая санитарка жестами спросила, не мутит ли его, и он такими же жестами, без единого слова, объяснил, что всё в порядке. Снулый и заторможенный, совсем как…
-Дед Гилнон, что с ним? – осведомилась Аэльга уже на улице. – Почему он оглох?
-Контузило, - сказал лекарь. – На стене был, когда взорвали.
-И… как такому помочь?
Она не знала, зачем развивает тему, и прикусила язык, будто матюгнулась. Внутренне подобравшись, она приготовилась отбиваться от лишних вопросов, но, как ни странно, их не последовало:
-Ну, для начала снять броню…

[Evillight]

Бред. Вздор. Причём тут полудохлый урук-хай, который, скорее всего, уже околел? Она лишь теоретически провела параллель, узрев схожие симптомы и поняв, что он тоже контуженный… и всё же – почему спросила, как помочь? Почему не подумала, что лучше, правильнее было бы всё-таки добить?!
Остаток дня Аэльга молчала, как рыба. Бездумно носила воду, бездумно грузила сено и водила на выгон жеребят. Приключение не шло у неё из головы, варилось там, как суп из несвежих продуктов, и под вечер она не выдержала. Конюхам сказала, что идёт домой, дома уверила родителей, что поедет к подруге с охотничьего выселка (даром что послала её к Морготу, расквасив нос за срамные сплетни) и, наконец, сторожу на воротах в красках расписала, что отдохнувшей Молли нужна пробежка по дикому лугу. Наврала с три короба, но последнее было правдой.
«И вот ты скачешь за тридевять земель, чтобы поглазеть на труп, - мысленно усмехнулась она, снова выругав себя за вопиюще сумасшедшую затею. – А если не труп? Добьёшь? Добьё-ё-ёшь… с чувством долга, как уважающий себя рохиррим. Тебе же стыдно за эту дурь с куском мяса и допросом ничего не подозревающего деда. Но раз так, то зачем ты тогда везёшь с собой колбасу и хлеб? И настойку бодр-корня, и мазь из немей-травы… эх, ладно, ни к чему самоедствовать. Будем считать, что ты просто хочешь попытать на нём новые знания, а когда оклемается, дашь дёру во весь опор».
До рощи она добралась в половине седьмого. Небо было ясным, солнце ещё вовсю сияло, беспокоиться было не о чем… кроме того, что возле колодца она орка не нашла. Цепочка из одинаковых левых следов и неизбежные чёрные капли вели в чащу. Стало быть, ему было под силу встать и прыгать на одной ноге… в полном снаряжении… на холоде… вот это выносливость! Рефлекторно положив руку на эфес, Аэльга осторожно прошествовала по следам и набрела на пустой бревенчатый дом. Когда-то это была летняя пастушья изба, теперь унылая память о ней. Там урук и обнаружился. Живой.
Сжимая в лапе свой уродливый меч, он лежал на боку и вроде бы спал. Вроде бы. Грудь мерно вздымалась и опускалась, но под шлемом было не видно, закрыты глаза или нет. Мясо он съел и, судя по чистоте вокруг, его не рвало – прочная изенгардская кираса спасла от ударной волны его кишки – но иногда вздрагивал и всхрапывал, харкаясь кровью. Не удивительно. Его контузило в голову, проблемы возникли со слухом, зрением, мозгами и носоглоткой, которая и кровоточила. Опасливо подошедши к уруку со спины и потолкав ногой, Аэльга не встретила реакции, кроме невнятного ворчания, и принялась разводить на земляном полу костёр. Она внимательно поглядывала на него и ловила себя на том, что может передумать во имя всего доброго и светлого, что есть в Средиземье, но продолжает делать то, что делает. Один взмах меча мог бы восстановить гармонию мира в этом милом лесном уголке, но вот разгорается огонь, протапливая помещение, и закипает вода в ведре. Девушка снова отметила безучастность пациента и хмыкнула. И смех, и грех, но, не будучи в сознании, он не причинит ей вреда.
Снять броню…
«Рехнулась что ли?! – осадил её беззвучный вопль здравого смысла. – Это же урук-хай, а не какой-нибудь пьяный дружинник! Сейчас он проснётся и…»
Первым делом меч. Она с трудом вынула рукоять из стиснутых пальцев, заодно стащив обе латные перчатки. Да уж, действительно лапы. С виду руки как руки, но когти медвежьи. Наручи, наплечники, литой панцирь, пластинчатый набрюшник, левый понож… кольчугу и смердящее кожаное барахлище Аэльга трогать не осмелилась, правый понож – пока поостереглась. О ране она позаботится позже.
-Как вы таскаете весь этот металл? – риторически спросила она, зная, что урук не слышит. Доспех брата был легче. – Фу-у-у, сколько грязюки. Саруман мыться не приучил? А ещё Белым назвался!
Но самое ужасное было впереди: шлем. Из-под него выбивались густые и длинные, аж до пояса, спутанные чёрные лохмы, и прикасаться к ним не хотелось. Сначала Аэльга не могла примериться, но потом подступилась сбоку и, ни на миг не забывая, что её могут укусить, расстегнула ремешок. Стянуть этот котелок с торчащими острыми краями тоже было непросто. Ага, вот и харя. Припомнились слова знаменосца из Медусельда, заезжавшего в Треварн, чтобы рассказать об урук-хаях тем, кто их отродясь не видал. Он говорил, что они похожи на горилл из Дальнего Харада, вот только реальность с этими словами несколько… расходилась? Морда, разумеется, была жуткая, что усиливалось грубой чёрно-коричневой кожей, но отнюдь не обезьянья. Да, лобешник широкий, чуть скошенный и явно очень крепкий, выступающие брови и скулы, слегка раскосые глаза, странной формы тупой нос и тяжёлая челюсть, но подбородок, как у человека. Внушительные зубы, которые вчера скалились, сегодня лишь немного высовывались из-под тонких губ, а довершали картину острые, лишённые мочек уши.
-Эй, - Аэльга хлопнула урука по плечу, чтобы проверить, насколько глубок его ступор.
Как выяснилось, весьма глубок. Он только пробурчал что-то нечленораздельное, и страх, что он повторит вчерашний подвиг, притупился. Состояние его было примерно таким же, как у того бойца в лазарете, но ночью он потратил много сил, укрываясь от мороза и, к тому же, из-за раны у него был жар… а рана была отдельной историей. Её нанесли наотмашь, пробив понож, подклад и шкуру, из-за вездесущей грязи порез нагноился. Урук сильно дёрнулся, когда Аэльга освободила его правую ногу, и чтобы не огрести пинка кованым сапогом, ей пришлось буквально сесть на левую. Зашить было нечем, но имелись бинты. Слава Йаванне, кашица из немей-травы – ацэласа, как её величают эльфы – быстро уняла боль. Пока новоиспечённая медсестра занималась промывкой и перевязкой, больной не сопротивлялся, и вскоре она довольно оглядела результат. Вышло недурно, но это было не всё. Нужно было как-то залить ему в глотку настойку, и так, чтобы он не захлебнулся. Аэльгу грызли сомнения насчёт того, стоит ли совать ему под нос нашатырь, и она устало плюхнулась на кучу запасных дров.
«Он враг Рохана, - пространно отчитывал её всё тот же внутренний голос. – Они были созданы, чтобы истребить твой народ. Они разоряли деревни, вырезали погранзаставы, убивали путников, а женщин… да ты хоть знаешь, что бы он с тобой сделал, если бы был здоров? Разве тот знаменосец не доходчиво поведал, как именно Саруман их разводил в своём гадком подземелье?! Дура наивная! Идвар их убивал, а ты лечишь. Расходуешь средства, которые исцелили бы воина Марки, если бы ты не купила их ради своей блажи… и накормить его собралась, будто у матери с отцом стол от яств ломится!»
Этот голос всегда вступался за правое дело и порицал неправое. Аэльга привыкла прислушиваться к нему, но на сей раз что-то ей не понравилось. Какая-то ниточка обрывалась и терялась, да и родители тут были ни при чём – она работала и еду с лекарствами купила на свои шиши.
Так прошло полчаса, Аэльга потупилась в пол и размышляла, не сразу ощутив, что на неё смотрят.
О, совсем не таким ей виделся этот момент. Она задумалась, но всё время держала руку на мече, на тот случай, если эта гора мышц вдруг подскочит и атакует. Чего-то такого она и ждала, заранее рассчитав, как будет убегать, но вместо этого урук-хай молча лежал, где лежал, изучая её грустное лицо и сгорбленную фигуру. И, если честно, она бы вскрикнула, если бы его глаза не были такими…
Лиловыми.
Обычно у орков жёлтые или красные глаза. Она даже опешила, столкнувшись с этим спокойным и, кстати, осмысленным взглядом. Глаза ирисного цвета пристально уставились на неё.
-А уши? – спросила она, размешивая в плошке настойку и силясь не дрожать. – Ты меня слышишь?
Уши повернулись на звук, как у кошки или собаки. Не будь это враг, она бы хихикнула… но, кажется, до полноценного слуха там ещё далеко. Всё было так, как описывал дед Гилнон. Недели две он будет глухой и квёлый, но вменяемый. И хвала небесам, что не лежачий. Данное обстоятельство несказанно радовало, но, не успела Аэльга это осознать, как урук-хай рывком приподнялся на локтях, озираясь в поисках оружия, а заметив его в углу, кинулся и схватил.
-Нет-нет-нет, не надо! Ты не в плену, я не солдат и это не отрава, - скороговоркой произнесла девушка, сложив два и два. Урук упёрся здоровой ногой в пол и плечом в стену, и при желании мог прыгнуть, так что она перестраховалась и не глядя попятилась назад, чуть не разлив тёплую, терпко пахнущую жидкость. Он тряс лезвием, рычал и опять демонстрировал жёлтые, от века нечищеные зубы, а Аэльга ещё долго кивала и сюсюкала, но аргументы не действовали, пока она не сообразила, что в лучших разбойничьих традициях тычет в него мечом. Их клинки почти соприкоснулись, когда она в сотый за эти секунды раз взвесила доводы за и против своего неразумного решения.
«Что если я первая за всю историю?! Первая и мёртвая?»
Светлый меч опустился, как и вчера, и… вслед за ним опустился тёмный. И зубы спрятались. Только лиловые глаза на чёрной морде косили на неё дико и вопросительно. Самое время было перевести дух и распаковать обед-ужин, но пурпурное зарево за окном уже потускнело и подкрадывалась тьма…
-Знаешь, я лучше побегу домой, - снова затараторила Аэльга. – Вот тебе настойка… выпей. Это бодр-корень, он от жара и, э-э, для бодрости. Хлеб, колбаска. Бутербродик сделаешь, - глупейше улыбнулась она, спасаясь от нарастающего ужаса, - а я завтра приду. Или не приду… в общем, доброй ночи!
…Погоняя Молли, она костерила себя то за трусость, то за безрассудство, но знала, что придёт.

[Evillight]

Следующие двое суток выдались гораздо более весенними, чем предыдущие. Снег стаял, сквозь жухлую солому пробилась новая трава, и счастливее всех по этому поводу была Молли. Теперь она не скучала, пасясь на лугу, в то время как хозяйка пропадала в роще. Пролесок, приютивший потерянное отродье колдуна, должен был скоро покрыться листвой.
-Вкусно? Давай-давай, лопай… - под нос бормотнула Аэльга, меняя повязку.
Урук самозабвенно грыз жареную курицу, и его мало заботили манипуляции с ногой. Позавчера, после «дежурного» оскала он всё же подпустил роханку к ране, и вот уже второй день она промывала её целебным отваром, мазала обезболивающим, бинтовала. Он вёл себя как страшный, но смышлёный зверь, не терпящий наглостей, но понимающий, что ему хотят помочь. Уже само это изумляло её: что дальше? Весь мир, все свободные народы в один голос твердили, что оркам неведомо доверие, но что это, если не доверие? Или урук-хаи умнее? Она гордилась собой, но не верила своему успеху и старалась действовать как можно аккуратнее, хотя порой зажимала нос от невыносимого амбрэ и кошмарной грязи. В целях гигиены она принесла из дома льняной фартук, и он тут же полетел в стирку…
-Извини, я так больше не могу, - не сдержалась Аэльга. Нога, которую она каждый раз обмывала, была относительно чистой, чего нельзя было сказать обо всём остальном. Белейший бинт на фоне этого гротеска смотрелся нелепо. – Ты чудной. Вот, казалось бы, молодец и умничка – шмотки в угол сложил, кости на пол не кидаешь, удобства во дворе разведал. Но вот это, вот это, - театрально закатила она глаза, - против всех правил! Стыд и срам! Думаешь, я от балды руки мою, кипячу воду, шкуру твою спиртом обтираю? Дед Гилнон прибил бы меня… правда, сначала тебя бы прибил. Не сам, ясен пень, стар он уже для сражений. Позвал бы конников. Значит, так, - упёрла она руки в боки. Орк всё ещё был глухонемым, но когда она говорила на тон громче, его уши подрагивали, а по жестам он и так обо всём догадался. – Тут неподалёку горячий ключ, завтра жди меня с банным инвентарём.
Ответом ей был резкий фырчок.
-Хочешь, не хочешь, а надо, - пригвоздила Аэльга. – Ну всё, до скорого.

[Evillight]

Однако же сдержать обещание не вышло. Утром, когда она возилась в амбаре, мучительно ломая голову, под каким бы предлогом смыться из дому на целую ночь, Треварн был взбудоражен внезапным визитом посланцев из Медусельда. Срочный войсковой сбор и выступление к Минас-Тириту на подмогу Гондору – так пояснил суровый Гамлинг, потребовав за два дня снарядить в дальний поход не менее двадцати воинов. Аэльга обмерла. Она помнила, что война идёт полным ходом, но её «блажь», это неестественное сострадание к уцелевшему изенгардскому чудовищу, не так давно убивавшему роханцев, отвлекала её от беспокойств. О да, если бы не «блажь», она истрепала бы себе все нервы, а потом прискакала бы в ставку к Гамлингу со щенячьим взглядом и просьбой наскоро обучить её хоть чему-нибудь, вместе с десятками свежепризванных желторотых мальчишек. И получила бы однозначный отказ, как и любая простолюдинка. Отряд знаменитых ристанийских воительниц, возглавляемый леди Эовин, существует с личного благоволения леди Эовин. Это привилегия для высокородных, а она, месильщица навоза, удостоилась бы лишь упрёка, что до сих пор не замужем в семнадцать лет.
Аэльга сжала зубы. Её злили подобные упрёки, особенно от соседей, мнением которых очень дорожили родители, и она сосредоточилась на работе. Конюхи и другие слуги частенько просили её принести-подать, мимо сновали ополченцы, чьих лошадей надо было почистить, экипировать и накормить, и лучше это делать без лишних эмоций, даже если все мысли в пастушьей избе.
-Аэльга! – неожиданно возгласили сзади. Она как раз развернулась с ведром в руках, чтобы вынести и вылить в канаву, а спешившийся всадник чуть не сбил её с ног, - привет, красавица.
-Здравствуй, Лодвальд, - потрясённо промолвила она, поставив ведро. – Заехал дом повидать?
Когда-то Лодвальд жил и служил в Треварне и считался первым парнем на селе, пока не уехал в Эдорас, где вступил в элитный эоред. Высокий, сероглазый, широкоплечий. За год он продвинулся в ранге и теперь командовал ротой лучников лёгкой конницы. Он возмужал, отрастил взрослую бороду, обзавёлся крупным гнедым мерином и дорогим оружием, и Аэльга сперва его не узнала, но одно осталось неизменным – он по-прежнему неровно к ней дышал…
-Дом и тебя, - широко улыбнулся он, приосанившись. – Прислали сбором руководить. Пробуду здесь три дня, а потом… кхм, ладно. Как поживаешь? Всё так же одинока?
-Где уж тут одинока? – на голубом глазу парировала она, - у нас людно, я всем всегда нужна.
-Ты поняла, о чём я, - подмигнул Лодвальд.
-Так, позволь-ка, - Аэльга подняла ведро и шагнула вбок, обходя его, но не тут-то было: он тоже взялся за дужку и потянул на себя. Она посмотрела на него исподлобья и выдохнула: - я безрукая?
Лодвальд недоумевающе моргнул и нехотя отпустил ведро. Каким же надо быть недалёким человеком, чтобы навязывать непрошеные услуги, зная, как она к этому относится! Она приняла бы помощь от близкого друга, но не от мужчины, имеющего на неё виды. Прошествовав к двери, как победитель, вперёд него, она отворила её ногой и на обратном пути задорно рассмеялась:
-Эх, жаль, вакансий нет. Здесь пригодился бы такой сильный и участливый трудяга!
Смутившись, Лодвальд замолчал, но не сдался.
-Чуть не забыл: не ходи пока на выселок, - посерьёзнел он. – Вчера там два урука ошивались.
-Убили кого-нибудь?! – побледнела Аэльга.
-Козу из хлева украли. Вечером, в темноте. А могли и в хату вломиться! Удальцы ваши не подвели, на месте ублюдков порешили, - снова заулыбался солдат. – Но ты всё равно не гуляй там, хорошо?
-Хорошо. Спасибо, что предупредил.
Разговор иссяк. Набежали новобранцы, Лодвальд раздал им номерные бирки, а потом они все уехали в ставку, и дальше ничего не происходило, разве что домой она ушла в полночь. Новость с охотничьего выселка подтвердили и родители, узнавшие об инциденте от соседа, который там гостил. Отец из принципа выругал её за задержку допоздна, а мать прочитала ей очередную лекцию о сарумановых злодеяниях. И неизвестно, что было гаже – в сотый раз выслушивать назидания или невольно представлять себя (себя!) на месте похищенных и изуверски истязаемых женщин в узилищах Изенгарда…
«Я из ума выжила? – думала она, - он один из них! Идвар, мой единственный брат, отдал жизнь, чтобы они никогда не пересекли мне дорогу, а я… да гори оно синим пламенем!»
И, несмотря ни на что, ей опять привиделась оборванная ниточка. Что-то не сходилось, и мысли о подопечном не покидали её, даже когда она, поужинав и погасив свечу, засыпала в своей постели. Как заживает рана? Как он там один? Голодный… если вообще живой. Вдруг патрульные нашли его и прикончили, как тех двоих? Выспаться ей с такими думами не удалось, но самым худшим было то, что суматоха продлилась ещё два дня, и утихла только на третий, когда единое войско всех роханских земель длинной стальной колонной отбыло к Минас-Тириту.

[Evillight]

Заходить в рощу было боязно. Аэльга не знала, что страшнее – то ли наткнуться на живого, окрепшего пациента, который проигнорирует мясо в сумке и предпочтёт её саму, то ли увидеть его хладный труп. Или насаженную на кол голову. Конники обожают такую картинность.
К добру это было или нет, но изба пустовала. Кострище дымилось, броня так и валялась в углу, но её владельца в поле зрения не было и, отправившись на поиски, она испытала двоякое чувство: он ушёл восвояси и это к лучшему, пора оставить это наваждение в прошлом… но жизнь потускнеет, исчезнет что-то острое и яркое, таинственное. Она оглядывала белые стволы и корни берёз, под которыми распускались подснежники, и почти уверилась в своей догадке, когда где-то справа послышался щелчок и агонизирующий крик кролика. Ринувшись туда, она получила опровержение, застав урук-хая, ни много ни мало, за охотой – проблему голода он решил. Пока она шла на звук, он уже добрался до кролика, явно пристреленного (чем?), а при виде неё вскинулся, скрюченно сидя на земле, прищурился и склонил голову набок. Люди, чья кровь вроде как разбавляла орочью в его жилах, так не двигаются…
-Мир, - улыбнулась Аэльга, подняв безоружные ладони, но это было излишне. Урук не рычал, зубы не показывал и, судя по кивку, слышал её. Он выздоравливал.
Она медленно подошла и рассмотрела орудие убийства. У него был арбалет, большой и очень мощный, чёрный, с колчаном чернопёрых стрел. Раньше она его не видела. Наверное, он уронил его, когда только нашёл убежище. Как бы то ни было, ветераны отзывались об урук-хайских арбалетах с неохотным уважением. Эльфийские луки и изящнее, и бесшумнее, но не метче и уступают в пробивной силе.
Аэльга присвистнула и изенгардец ответил ей кривоватой усмешкой. Опёршись на дерево, он выпрямился, и она вспотела от лёгкого испуга: по ночам он совершал променады по роще, но в её присутствии ещё не вставал в полный рост. Из всех её знакомых самым рослым был Лодвальд, но он не сравнился бы с сарумановым монстром, в котором было не менее семи футов. Против её пяти с гаком. Не говоря уже о мускулатуре. Так, хватит мандражировать! Стоит он нетвёрдо, шатается, в случае чего достаточно толкнуть, чтобы выиграть время, и стрекануть к лошади.
Но орк не проявлял агрессии. Ни капли. Он заметил её неловкость, отвёл от неё свой лиловый взгляд и, придерживаясь за стволы, грузно уковылял в дом.
Разговаривать он ещё не мог, но слух действительно восстановился, и теперь Аэльга рассчитывала на настоящее понимание. Она осторожно расспрашивала его о самочувствии, он кивал или объяснял на пальцах. Иногда его скручивало приступами рваного кашля, но в целом поправлялся он семимильно.
-Это смолёный бинт, - приговаривала девушка, меняя повязку и подготавливая почву для самого сложного, - непромокаемый. Я купила его в лазаретской лавке за бешеные деньги… а ещё навешала маме с папой лапши, что у подруги заболела бабушка и с ней некому посидеть ночью. Если правда вскроется, мне несдобровать, а тебе не жить, но надо верить в лучшее, не так ли?
Чтобы перейти к главной теме дня, она сжала себя железными тисками, но урук-хай уже знал, что его ждёт, и просто дёрнул щекой. Терпение и труд всё перетрут, даже орочий норов.
-Так, всё. Перед смертью не надышишься, вставай… вот так, только не спеши. Ох, ничего ж себе… сам пойдёшь? Здорово, я не против… э-э, не свались на меня!
Ночная степь была окутана туманом и тиха, как царство мёртвых. Где-то, быть может, разъезжали смертоносные патрули, но не в этой забытой Силами глуши. До горячего ключа три расплывчатые фигуры доползли без происшествий. Молли шла на некотором расстоянии, тревожно похрапывая и прядая ушами. Аэльга и мечтать не смела о том, чтобы принуждать беднягу нести на себе одно из этих хищных, зубастых, дурно пахнущих существ, которых лошади избегают и ненавидят.

[Evillight]

…Круглое озерцо с шершавым соляным дном и фонтанчиком посередине было глубоким и напоминало кастрюлю. Не кипящая, но терпимо-горячая вода парила, приглашая побултыхаться. В отсутствие непредсказуемого спутника Аэльга не устояла бы, но то она, а это урук-хай, чьё нежелание раздеваться её шокировало. Признаться, этот шок несколько перебил подспудный ужас, что вот сейчас, вот здесь ему точно взбредёт в голову что-нибудь похабное. Благодаря рохирримским банным традициям она не падала в обморок от вида голых мужиков, но самооборону ставила превыше всего. За пазухой у неё покоился стилет, и она была счастлива, что надобности в нём доселе не возникало.
-Да скидавай ты свой хлам! Не видно ни зги… тоже мне, стесняша нашёлся.
На самом деле орк не застенчивостью страдал, а опасался оказаться незащищённым, если появятся всадники. Нюхнув воздух, он не учуял ничего враждебного и форсировал события. Он шустро избавился от тряпья, залез в воду, утопнув сразу по грудь, а Аэльга достала конское мыло с конской же щёткой, но до того, как она приступила бы к пытке, они были нежданно вырваны у неё из рук.
-Сам! – внезапно нарушил тишину низкий голос-рык. Сверкнули глаза и клыки.
Она отпрянула, не придав значения тому, как драматично к нему вернулся дар речи. Люди и не только были тверды во мнении, что орки сознательно живут в срачу, но он мылся, мылся сам! Натираясь пеной, скребясь и громко фырча от удовольствия. Аэльга уволокла его манатки на противоположный берег, чтобы выстирать, но в процессе украдкой наблюдала за ним, и когда он, лишь символически окунувшись с головой, собрался вылезти, она тут же подбежала и запихнула его обратно.
-Ку-уда? А башку?
-И так сойдёт, - огрызнулся он.
-Не сойдёт, ты блохастый.
Веский довод. Уруку пришлось устроиться на подводном выступе и откинуться назад, чтобы сидевшей на берегу горе-банщице было удобно мыть его шевелюру. Она засучила рукава, вылила на него целую бутылку конского шампуня и начала энергично дравить (иначе это нельзя было назвать) одну густую прядь за другой. Провозившись аж пятнадцать минут, она умаялась и забрызгалась. Безусловно, он и тут справился бы сам, но она не могла не воспользоваться тем, что он феноменально привык к её обществу… и ей всё ещё было невдомёк, почему. Понял ли он, что Саруман выбыл из игры? А если понял, то смирился ли? Или жаждал примкнуть к армии Мордора? Нет, непохоже. Когда жаждут, здоровье не щадят, и врагу, даже мирному жителю, так вольничать не позволяют…
-Что ты делаешь? – беззлобно, заинтригованно спросил он.
-А? – очнулась Аэльга, - ой, я не хотела!
Подустав, она забылась, а её пальцы в гуще щетиноподобных волос ощупали его череп – нечеловеческий череп с шишкой на макушке и костяным гребнем на затылке, к которому крепились нечеловеческие мышцы, делавшие шею почти бычьей – и далее пропутешествовали вниз по этой самой шее к плечам, изучая нечеловеческую шкуру. Наощупь она была жёсткая, но не мерзкая, не мерзче, чем гладкая дублёная выделка её куртки. Странные они, урук-хаи. Очень странные для помеси с людьми…
-Разреши-ка задать тупой вопрос… у вас имена есть?
-А у вас? – насмешливо гоготнул урук. Воистину тупой вопрос.
-Есть. Я Аэльга.
-Эллга, - повторил он, как бы пробуя имя на вкус. Рычащий акцент мешал выговорить правильно.
-Хм, ну так и быть. Эллга. А тебя как зовут?
-Угхурц.
-Ну, вот и славно, Угхурц, - хлопнула она его по мокрым плечам. – Хоть ты и неразговорчив, нам есть что обсудить, но лучше завтра, а сейчас пора по домам, не находишь? Всё, вылезай, одевайся…

[Evillight]

…Пережив очередной рабочий день, она оценила результат своих трудов. Чистый, отмытый урук разительно отличался от того, кто чуть не обезглавил её у колодца. Псиной от него больше не несло, зубы он почистил жевательным корнем. Его кожа как была, так и осталась чёрной, но до помывки это был неприятный буроватый цвет, а теперь стал угольный с тёмно-каштановым оттенком, причём на солнце появлялся необычный иссиня-чёрный отлив. Такими же иссиня-чёрными были и волосы. Как и прежде, это были густые космы, но уже не спутанные, как пакля, а прямые, гладкие и блестящие. Вчера она, не обнаружив ни одной блохи, с горем пополам их расчесала. Конским, разумеется, гребешком.
У костра она, как повелось, организовала нехитрый перекус на двоих. Картошка, хлеб, сыр, томаты…
-А мясо?
-Мне жаль, но в этот раз без мяса. Прилавки пустые, всё скуплено для войска.
-Мясом пасёт, - стоял на своём Угхурц. Спустя миг до него дошло, что источник – сама Аэльга, и он обнюхал её, придвинувшись почти вплотную, - от тебя. Хм, даже не мясом, а кровищей… ты ранена?!
-Нет, - шепнула она побелевшими губами, осознав причину. Началось это утром, когда у неё заболел живот. Она подосадовала, попила отвара душицы, но забыла, что от запаха крови орки звереют, как варги на охоте. Как же они реагируют на ту самую, будь она проклята, кровь?
-Эй, ты чего? – урук-хай в замешательстве отшатнулся от неё, - не тупи, тебя-то я не сожру!
Фиолетовые глаза излучали множество эмоций, в числе которых был и страх. Это привело её в чувство, изрядно успокоило и почему-то сильно обрадовало.
-Это… как бы тебе сказать, - подбирала она слова понейтральнее. Целая гора свалилась с её плеч, но хотелось, чтобы страх исчез и с его морды. – У женского пола бывает. Ежемесячно. Не смертельно.
-Оказывается, это правда, - буркнул под нос Угхурц, будто что-то вспомнил. – Ладно, учту. Эллга, я у тебя в долгу. Если бы не ты, я бы давно загнулся… и если бы кто-то посмел на тебя напасть, я бы его выпотрошил вот этим! – поиграл он своим мечом. Крючковатое остриё прекрасно подходило для таких целей. – Прости меня за мои закидоны, я тогда ничего не соображал, не знал и даже не допускал, что вы… что человеко-самка… сможет не убить и не сдать лошадникам.
Аэльгу ничуть не покоробила «человеко-самка». Её больше тронула его неподдельная, искренняя благодарность. То, чего орки, по идее, испытывать неспособны. Они ведь искажённые, порченые твари, созданные в насмешку над эльфами и одержимые манией разрушения… и так далее.
-Угхурц, я сама плохо понимаю, почему я тебя спасла, - призналась она, жуя картошку и запивая кумысом, который не решалась предлагать ему. – Возможно, потому что я впервые увидела урук-хая, и мне стало любопытно, что вы за фрукты. Прости и ты мои закидоны – ты совсем не такой, какими я вас представляла. Но это не отменяет факта, что ты враг моего народа! Ты был в Пади, где погиб мой брат… и убил его кто-то из вас, арбалетчиков. Ты же стрелок? Или мечник?
-И то, и другое. Зависит от противника, - усмехнулся урук. – А где именно брат погиб?
-У ворот. Когда вы их проломили, он был среди тех, кто их укреплял.
-Тогда его убил не я, - пожал он плечами. – Сначала я был в стрелковой колонне, а опустошив колчан, влез на нижнюю стену. С эльфами дрался. Потом все внизу расступились, пропустили факел… и всё, отруб. Со стены меня скинуло, я поражаюсь, как ничего не сломал. Пару раз приходил в себя и помню, как меня схватили в четыре руки. Очнулся здесь. Те двое были со мной, держали меня и не отпускали, отпаивали слайтумом*… но потом бесследно сгинули.
-Так вот кто козу своровать хотел, - рассказ Лодвальда в памяти Аэльги обрёл предысторию. – Они не бросали тебя, Угхурц. Утешение хромое, но они ушли, чтобы добыть еды, и нарвались на патруль.
-Я знаю, - упавшим голосом сказал урук-хай и отвернулся. – Они бы не бросили. Их просто не стало.
Повисла тягостная тишина. Показалось, что смолкло пение птиц в молодой листве, и тут Аэльгу снова ударило: война одинаково отняла у них близких. Её брата, его друзей. Хотя, конечно же, у орков друзей не бывает. Это человеческое, эльфийское, гномье, хоббитское понятие, и оркам в этом ряду не место – но если так, то почему походный обед сам собой превратился в поминки? Две противоположности молча глядели на огонь, светлокожие пальцы на скамейке легонько касались чёрной когтистой лапы… и в этот момент Аэльга обратила внимание на причудливые шрамы. У Угхурца было много шрамов на груди, на плечах, на животе и бёдрах и даже один на лице, вертикально рассекавший левую бровь и щёку, но эти, на внутренней стороне правого предплечья, выделялись тем, что были однотипны и симметричны, как штампы. Пять маленьких, с полдюйма, розоватых квадратных рубцов. Заметив интерес Аэльги, урук широко улыбнулся. Похоже, он гордился ими, словно засечками на арбалете.
-Каким оружием их нанесли?
-Не оружием, а… непонятным инструментом. Это не боевые раны, их ставили тем, кто отличился на нормативах, - от этого слова повеяло чем-то сухим, точным и непривычным, и меньше всего Аэльга ожидала услышать его от столь брутального создания. Между тем Угхурц потёр лоб, затрудняясь с дальнейшим ответом, и продолжил: - Ни Саруман, ни его слуги не говорили нам, зачем они нужны, но их бывает от одного до восьми. В казармах считалось, что это круто, почётно. Ходили всякие россказни, например, что с каждым твоим "квадратом" таких, как ты, становится на одного больше…
Вот так-так!
Глаза Аэльги вылезли из орбит, кумыс колом встал в глотке. Она удивилась не столько самому факту, сколько тому, что воображение не нарисовало ей ни тёмных казематов, ни беременных узниц.
-Эллга, что с тобой?
-Н-ничего, - встряхнулась она, но выспрашивать подробности не рискнула. Вместо этого допила-таки кумыс и сменила тему: - ты хотел бы умереть за Саурона?
-Нет, - бескомпромиссно отрезал Угхурц, - это уже не моя война. Не наша.

----------
* slaitûm - по-орочьи "масло жизни". Долгодействующий слабоалкогольный энергетик, то самое коричневое пойло, которое Углук заливал в Пиппина. Источник - thelandofshadow.com/mordorgate/darkdownloads/bl...
Заодно объясню происхождение имени "Угхурц". Поначалу задумывалось от балды как нечто среднее между Углуком, Маухуром и Лурцем, но в том же источнике неожиданно выискалось слово "ûghûrz" (Z в конце слова = русское "ц"), переводится как "достаточный/соответствующий". Имена у орков даются сугубо практично, на основе каких-то реальных качеств, т.е. можно считать, что имя главгероя имеет отношение к самодостаточности и самоуглублённости. Он интроверт.

[Evillight]

Прошла всего неделя, но Рохан захлестнула небывалая волна хаоса. Всех взбудоражили события в Гондоре. До недавних пор люди как-то жили и хозяйствовали, не зацикливаясь на временно отброшенной от границ войне, но когда почтовый ястреб из Минас-Тирита принёс в Медусельд долгожданную депешу, по всем городам и сёлам разнеслась гремучая смесь надежды и безысходности.
Его величество конунг Теоден пал на Пеленнорской равнине. Пал с честью, защищая Запад и его последнюю твердыню. Сразил его Король-Призрак, исчадие северных гробниц, но и сам был повержен, и не кем иным, как леди Эовин! Сама леди, одна, не устрашившись могильного колдовства, бросила назгулу вызов и отправила его в небытие. Осада была прервана, мордорские полчища разбиты, и Минас-Тирит выстоял, но враг ещё даже не начинал полномасштабного наступления, и никто не говорил о победе. Объединённое войско Гондора и Рохана, подсчитав потери, собралось с силами и выступило навстречу року, к вратам Мораннона, чтобы дать решающий, судьбоносный бой…
Аэльга оставалась верна себе. Титанически трудно было сохранять здравый рассудок, когда вокруг то мрачное уныние, то исступлённая, горячечная вера в будущее. Она выживала, отгораживаясь от мира каменной стеной напускного безразличия. Оно часто её выручало, особенно в магазинах, где волей-неволей приходилось отвечать на вопросы о назначении регулярных закупок.
-Зачастила ты к нам, - констатировал торговец во врачебном ларьке. За две недели она побывала там девять раз, оставив у него кругленькую сумму. – Чего изволишь? Как здоровьечко у баушки Норил?
-Того же самого, но три порции за раз, - ответила она, имея в виду смолёные бинты и общеукрепляющую настойку. – А со здоровьечком печально. Доходит бабуля… ну а я что? Помогаю, сижу с ней.
-Неужто за свой счёт?..
-Ну, а за чей же ещё? – Аэльга сразу предугадала уклон разговора и взяла себя в руки.
-Какая сердобольная девочка, - восхитился торговец, но тут же поцыкал языком: - негоже такой доброй да красивой работу работать. К очагу бы тебя и детишек побольше…
Как ей захотелось сострить! Но она притворилась контуженной на оба уха, заплатила и удалилась.
Треварн посёлок тесный и болтливый, но торговцы в основном приезжие, так что Аэльга не боялась разоблачения. После ларька она заторопилась на рынок, чтобы купить провизии, троекратное количество, как и лекарств. Урук-хай по имени Угхурц, раненый вражеский солдат, забота о котором на полмесяца стала центром её жизни, сказал, что должен уйти, и был прав. Пока он в Рохане, ему угрожает нешуточная опасность. Покинуть рощу он планировал уже сегодня, и она хотела напоследок дать ему запасов. Ей взгрустнулось – общение с ним, обрывочное и немногословное, парадоксально заполнило пустоту от потери убитого его соплеменниками брата, но их дорогам суждено было вскоре разойтись.
«Бесстыжая! – прикрикнул внутренний голос. Недавно он затих, но прорезался вновь и надрывно взывал к совести. – К орку привязалась! А за родичей на поле боя душа не болит?!»
Но Аэльга пресекла это кликушество. Одно другому не мешало.
Набив на базаре сумку, она направила свои стопы домой. Выходной – это святое, и к тому же ей не шибко нравилось бродить по торговым точкам, если речь не о кузницах. Только на мечи, луки, кинжалы и копья она могла глазеть часами, вычисляя, сколько нужно сэкономить на закусках ради того или иного шедевра. Украшенный рунами меч Идвара был ей дорог, но оружие манило её само по себе.
Не успела она предаться сладким мечтам о новом охотничьем луке, как её окликнули те, кто оружие не то чтобы презирал, но считал сугубо мужской, а посему нежелательной забавой. Три её бывшие подруги сидели на завалинке и квохтали о чём-то донельзя скучном, искоса позыркивая на неё.
-Какая-то она кислая, - прокомментировала одна.
-Ха, немудрено, - подхватила вторая, - затворница, да ещё и с мечом. Деву битвы из себя строит…
-Да ну! – расхохоталась третья, - вечно на пастбище торчит, небось любит коней вместо парней!
-Нелюдимка! Неустроенка! – наперебой понеслось вслед Аэльге. – Плоскодонка костлявая!
Не тратя на них моральные силы, она свернула за угол улицы. Эти особы, уже второй год сидевшие на шеях у мужей (кстати, уехавших воевать), были всегда ей чужды и подругами она их называла чисто по инерции, с детства, когда они вместе ходили в сельскую школу. Она снова и снова хвалила себя за то, что в одночасье прекратила бессмысленные отношения.
Дом, милый дом. Сейчас она пообедает, отдохнёт перед ответственным походом…
Так, стоп. Что за сюрприз?
Дверь была приоткрыта, у коновязи стоял гнедой мерин. С веранды доносился запах черничного чая и душистых ванильных ватрушек. Свежих, парных, недавно испечённых. Что-то тут нечисто… в декабре, в день её рождения, ей ватрушек не пекли, но когда Лодвальд, сын Лодхильда, невесть зачем заявился к ним домой, для него угощений не пожалели!
Не шумя, она спрыгнула с Молли и отвела её подальше от чужака, а сама на цыпочках прокралась к двери и навострила уши. Три голоса беседовали, но самое интересное она, увы, пропустила.
-…одним словом, беда. Не знаем, что с ней делать, - это отец, прихлёбывает чай. – А ты-то сам как?
-Тебе поручили остаться в Марке? – это мать, моет тарелки.
-Всему эореду, - отвечал Лодвальд, с аппетитом уплетая десерт. – Гондор Гондором, а рубежи надо стеречь. Кого в патруль отрядили, кого по заставам рассовали. Тем более, намедни Гондор сам к нам пожаловал, и старослужащим доверили высоким посланцам тылы прикрыть.
-Каким посланцам?..
-Высо-о-оким, - многозначительно прогудел воин, - из не менее высоких кабинетов. Серые, неприметные люди, но, видать, непростые, с охраной и бумазейкой. Шестого числа были в Хорнбурге, перетёрли что-то с конунгом, мир его праху, и теперь после двадцатого снаряжают экспедицию в Ортханк.
Звон посуды затих. Мать ахнула, отец чуть не поперхнулся.
-Только тсс! Это между нами, по доброй дружбе, а у господ гондорцев дело тихое, непубличное.
-На кой им в этот гадюшник? – ворчливо спросил отец, - Саруману уже ижицу прописали!
-Нет-нет, это другая история. Не моего ума дело, но, кажется, обыск. С разрешения тех, кто там нынче заправляет, - Лодвальд понизил тон. – Неведомо, о чём речь, документ я в глаза не видел, но наверху цитируют, что искомое «велено изъять и выборочно сжечь»… эх, куда дочка-то запропастилась?
«Уши греет, - мысленно съязвила Аэльга, - и мертвецки хочет спать».
Распахнув дверь, она не стала изображать непринуждённый вид. В конце концов, она здесь живёт, а вот Лодвальд, сын Лодхильда, неприлично загостился.
-Аэльга! – воскликнул он, поднявшись из-за стола, и поклонился, как положено добропорядочному кавалеру. – Меня командируют на заставу, вот и заскочил на огонёк, полюбоваться перед отъездом.
Рисуясь перед её семьёй, он услужливо, но настойчиво нацелился на воротник её куртки, чтобы «помочь» снять, однако потерпел фиаско. Она отклонилась боком и по-змеиному увернулась от его галантных рук. Соблазн врезать ему между ног, невзирая на подол кольчуги, был одуряюще велик.
-Ты как себя ведёшь?! – вскричал отец. Мать пискнула, но промолчала. – Извинись перед гостем!
Она окинула их полным обиды взглядом, ускользнула в свою комнату и была такова.
О как! Лодвальд не вынес отворота-поворота на конюшне и вознамерился взять реванш. Ещё неясно, как война закончится, а он припёрся к ней в дом – пока что не свататься, нет, но в расчёте, что она не посмеет отвергать его ухаживания при родителях. Наивный. Краем уха она услышала материнское «да это она кочевряжится, ты, главное, не отступай», и её пустой желудок перетряхнулся. Потом Лодвальд сам начал извиняться, а мать подобострастно прощебетала, что всё в порядке. Наконец, когда отец взбеленился и с громовым «ну щ-щас я ей задам!» затопотал по коридору, Аэльга почувствовала, как что-то внутри неё щёлкнуло: достали!!! Она одета, при ней меч, стилет и сумка. Ставни настежь, до земли десять футов, Молли внизу. Шаги и ругань отца всё громче. Её никогда не пороли, но слова ранят сильнее, чем битьё, а значит, пора подозвать верную коняшку и сигануть с подоконника в седло.

[Evillight]

Когда она повстречала урук-хая на залитой светом поляне, он лишь повёл ухом, не отрываясь от своего занятия. Сидя на мху, он ковырялся в арбалете, откручивал и прикручивал мелкие детали, которые разложил перед собой на пеньке. У Аэльги загорелись глаза и зачесались руки. По верхам она знала, как устроены арбалеты, но эти штукенции выглядели диковинно, и загадочнее всего был маленький невзрачный шарик, который Угхурц примотал верёвочкой к короткому древку. Получившаяся стрела была тупа и с виду бесполезна, но то, как бережно он положил её в карман, намекало на обратное.
-Эллга, - он повесил арбалет на плечо, посмотрел на роханку и моргнул, как бы запоздало здороваясь.
-Привет. Пойдем-ка, супец сварганим. Не поверишь, но я намного голоднее тебя.
После еды её одолела дремота. Несмотря на предостережения того самого голоса она закимарила, и когда урук, уже надевший кольчугу, кирасу, поножи и шлемак, потряс её за плечо, вскочила и хлопнула рукой по эфесу – откуда он взялся?! сколько их?! Узнав Угхурца, она шутливо стукнула его кулаком по панцирю, и он улыбнулся-осклабился во все зубы. Весело ему…

[Evillight]

Его путь лежал на северо-восток. Они условились, что расстанутся на взгорье, за которым холмистая степь обрастала перелесками, сливавшимися в сплошные леса вдоль Энтавы до самого Андуина. Он не хотел, чтобы Аэльга его провожала, шастая по ночным пустошам, но она настояла – Истфольд был её родиной, и она приблизительно знала, где патрули ездят чаще, а где реже. Она ехала верхом, он быстро шёл пешком. Иных вариантов не было, потому что вдвоём бы они на лошади не поместились, даже если бы Молли, притерпевшаяся к Угхурцу, позволила ему сесть в седло. Иногда он переходил на бег, а Аэльга поспевала рысью, удивляясь, что он со всем своим железом почти не выдыхается. Если урук-хаи такие двужильные, то что же в них всё-таки от людей?
Час летел за часом, сумерки догорели и настала ветреная, холодная ночь. Сильный восточный ветер дул в лицо, тени облаков неслись по степи, как гигантские вороные кони, и неуловимо пахло дождём.
-Куда пойдёшь дальше? – спросила девушка и спешилась, когда они в третий или пятый раз отдыхали, не останавливаясь и расслабленно шагая по мокрой траве. О доме и маменьке с папенькой, вдоволь напившихся её кровушки, она пока вспоминать не хотела.
-Мне некуда идти. И не к кому. Если и уцелел кто-то кроме меня, я не знаю, где их искать. Но я не хочу умирать, Эллга… я ещё толком и не жил. Мне всего тринадцать лун.
Год и месяц! Да, вот тут всё именно так, как и вещал приснопамятный знаменосец. После рождения, каким бы оно ни было, их действительно ускоренно выращивали с помощью чернокнижия. Без него не обошлось, ибо в своём младенческом возрасте Угхурц был взрослым и владел языком – это был, как сказали бы ценители изящной словесности, отвратительный суржик из вестрона, рохиррика и мордорина, то есть Тёмного Наречия, но он говорил, понимал и был знаком с географией Марки. Детства у него не было, и, если начистоту, Аэльга не думала, что это плохо. С первых секунд огромный, мускулистый, зубастый, он никогда не был слаб и беззащитен… но был в этом и фатальный минус: Саруман создал уруков на войне и для войны, и вне войны они не имели внятных ориентиров! Вся жизнь Угхурца состояла из муштры, и, будучи вырван из своего разрушенного мира, он не был приспособлен к чему-либо иному. Скоро его убьют, не роханцы так гондорцы или приблудные орки. Аэльга ощущала, как безвозвратно теряет что-то новое, едва обретённое, но у неё не хватало духу высказать это вслух…
Вот и взгорье, пологое и лесистое. Близилась минута прощания. Они оба тянули время и знали это.
-А в гейзер-то ты повадился, - поддразнивающе заметила она. Небо за бегущими облаками было яркое, звёздное, лиловое, как глаза на чёрном лице рядом. – Раскусил прелесть баньки, да?
-Ещё в казармах раскусил. Не такие уж мы и засранцы, - гыгыкнул Угхурц, - мы мажемся глиной, когда идём в бой или на разведку, это камуфляж и защита от комарья. В Изенгарде жилось сурово, но в отличие от вашей крепости там был нормальный водопровод.
-О да, а сейчас вообще плавай – не хочу… надеюсь, я тебя не задела.
-Не задела, - подтвердил он. Несколько дней назад она рассказала ему об участи Изенгарда и колдуна, и он расстроился, но принял всё к сведению, как фронтовую сводку. – Это прошлое, и оно утонуло.
-Если бы утонуло, его не рвались бы «изъять и выборочно сжечь», - поспорила Аэльга, процитировав Лодвальда, процитировавшего документ, который якобы читали командиры его эореда.
-Что изъять? – тотчас же последовал вопрос, и урук-хай застыл, как вкопанный. Пробуравив её острым взглядом, он ещё раз переспросил: - Что сжечь?
-Ну, не знаю. Видимо, в Ортханке завалялось что-то важное-бумажное. Особисты из Гондора…
Она не договорила. Их обдало ураганным порывом, который заглушил её фразу… и не только. Ветер так свистел и выл, что они не услышали перестука копыт! Сзади, с подветренной стороны, к ним стремительно приближался конный разъезд, и суетиться было поздно.

[Evillight]

Должно быть, где-то южнее у всадников была стоянка. Ветер сносил и рассеивал их запах, и Угхурц ничего не учуял, тогда как его самого мигом учуяли лошади патрульных. Те, чем бы ни занимались – спали, ужинали, в карты резались – побросали всё, чтобы выследить и уничтожить.
-Беги! – заорала Аэльга, - беги в лес, живо!
Угхурц дёрнулся было в указанном направлении и его волосы хлестнули её по лицу, но он так и стоял на месте. Сравнив расстояние до укрытия и до патруля, он вдруг встряхнул её за плечи:
-Эллга, кто и что хотел изъять?!
-Идиот что ли? – поразилась она его твердолобой упёртости, - беги! Я их отвлеку!
Нетрудно было догадаться, как конники истолковали то, что узрели.
Их было семеро. Двое впереди уже достали луки, между ними и целью осталось не более ста ярдов, но это не могло длиться вечно. В следующие мгновения Аэльга поняла, почему Угхурц не убегал. Он специально подпустил разъезд ещё на двадцать ярдов. Рванув из-за спины свой арбалет, он извлёк из кармана ту самую тупую стрелу, присел на колено и прицелился…
-Htol-latu*, - рыкнул он на мордорине и нажал на спуск.
Пламя ранило ночь.
Взрыв был далеко не так мощен, как тот, что разворотил стену Хорнбурга, но, находись они ближе, у них заложило бы уши. У патруля, как пить дать, заложило. Раздался истошный вопль и в свете звёзд блеснул щит, отшвырнутый наездником, который содрал с себя горящую перчатку и отчаянно затряс рукой. К чести остальных, строй не смялся, но два коня вздыбились и затормозили погоню. Аэльга наблюдала за этим в остолбенении. То, что походило на безобидную детскую игрушку, на поверку оказалось невиданным, нигде ранее не применявшимся оружием. Ну, на самом деле подобным любили баловаться гномы… но то горняцкие бомбы для подрывных работ, а это разрывная стрела!
Что она могла сделать? Кинуться наперерез всадникам и быть затоптанной? Или сбить прицел урук-хаю, стопроцентно обрекая его на смерть? Пока никто не умер, Аэльгу озарила идея вклиниться между молотом и наковальней, вспрыгнув на Молли, но та испуганно ржала и приплясывала, и этому не суждено было свершиться. И до того, как она додумала бы эту мысль, её резко схватили – подмышку, как ребёнка, да так крепко, что из лёгких вышел воздух – и со скоростью варга потащили в лес.
Зачем?! Он же мог убежать, просто убежать, пока конники не опомнились!
-Отпусти меня!!! – забрыкалась Аэльга изо всех сил, но тщетно, а ведь она отнюдь не была трепетной ланью и умела за себя постоять. Дюжий человек вроде Лодвальда тоже смог бы и поднять её, и понести, пока не огрёб бы серьёзного пинка, но в данном случае это был дохлый номер.
Верхушки деревьев сомкнулись, свет пропал. Позади утихли крики отставших патрульных. Как бы ни были отважны боевые кони-меарасы, взрыв им был в новинку.
Урук-хай бежал рывками и прыжками, легко перемахивая ямы и брёвна. Как и ночным зверям, темень не была ему помехой. Аэльга, не теряя надежды вырваться, лупила его кулаками, пыталась извернуться и двинуть в шею, в пах, в колено – но всё без толку, всюду был металл, а где не металл, там прочная, толстая шкура. Вцепившись ему в руку ногтями, она их чуть не сломала, добившись лишь того, что её взяли поудобнее, прижав локти к бокам. Вот так оно происходит… вот так, наверное, похищали тех несчастных женщин. Ей стало до слёз стыдно, и от этих самых слёз удерживало лишь то, что это Угхурц. Это Угхурц и он не сделает с ней ничего плохого. Это Угхурц, и ему в голову втемяшилась её мимолётная чушь о чём-то для него крайне значимом – но всё равно, всё равно стыд сжигал её, как кислота! Она не нежный цветок, который можно вот так лихо умыкнуть из дома!
-Извини, я всё объясню. – Виновато сказал Угхурц ей на ухо. Он прочувствовал её настроение.
Чаща стала абсолютно дикой, и он сбавил темп, но так и не отпускал Аэльгу. Она уже не дрыгалась и, болтаясь над корнями и валежинами, безмолвно проклинала себя. От тряски разболелась голова, всё вокруг плыло. Домой хотелось, как никогда. Что будет с родителями, когда облажавшиеся патрульные сообщат жителям Треварна, что у них на глазах орк уволок в лес девчонку?
-Отпусти уже, а? Рёбра протестуют, и… разве я не тяжёлая?
-За рекой отпущу, - ухмыльнулся он. – Лошадники-то не дебилы, у них собаки есть. И ты совсем не тяжёлая, Эллга. На нормативах мы таскали друг друга.
Через ледяную Энтаву Угхурц перебрался по голень в воде. Брызги вынудили Аэльгу поджать ноги и отстранённо подумать, что, быть может, не так уж и плохо быть его ношей. На правом берегу он взобрался на утёс, отдышался и снова припустил бегом, но не прошло и пяти минут, как он замер, спрятался за вековой дуб и шумно принюхался. Это ей не нравилось… было очень тихо… а потом из оврага впереди неожиданно пахнуло костром и ещё чем-то, от чего он моментально оживился и чуть ли не подпрыгнул от радости. Всё так же держа её под мышкой, он уверенно вышагнул из-за дерева, в то время от тьмы отделились три фигуры того же роста и комплекции.
Нет! Нет, только не это!
Но кричать сил не было. Животный ужас сковал горло. Аэльга затрепыхалась, пропуская мимо ушей невразумительные речи, которыми её урезонивал Угхурц, а три урук-хая подошли ближе. Двое с мечами наперевес, один с луком. Глаза их посверкивали жёлтым, оранжевым и алым.
-Бля, это же Аметист! – изучив пришельца, ошарашенно изумился лучник.
-Аметист! – взревели мечники, а затем один отбежал к оврагу и гаркнул: - Ребята, Аметист живой!
-Аметист мясо принёс! – добавил третий, и тут Аэльгу парализовало.
-Она не мясо!!! – грозно прорычал Угхурц, перехватив её двумя руками и заслонив от собратьев.
Но это было последнее, что она услышала перед тем, как провалиться в беспамятство.

---------------
Htol-latu - по-орочьи "отъебитесь".

[Evillight]

…С дальнего края сознания, всё ещё подёрнутого пеленой спасительного забытья, до Аэльги донеслись звероподобные голоса. Чуть позже она разобрала, что они не просто рычат и фыркают, а о чём-то дискутируют на том самом варварском диалекте, который она не спутала бы ни с чем иным…
-Да знаю я, что затопили, - с безнадёгой произнёс один, незнакомый и очень низкий. Другие немного примолкли. – Ашнарг поведал. Охренеть, как всё залило. Мастерские, склады. Гарнизон смыло, гражданских померло не счесть. И что, этим корягам всё неймётся? Они хотят ещё и башню грабануть?!
-Хотят, но не коряги, - отозвался второй голос, знакомый, - а какие-то гниды из Гондора. Там свои мутки и давние счёты со Стариком… вот им и приспичило порыться в его загашничках.
Незнакомый голос жутко выматерился, а знакомый, похрустев обгладываемой костью, спросил:
-Так как насчёт того, чтобы их обломать? Хотя бы попытаться?
-Не вопрос! Больше некому, мы ближайшие, только даты с координатами предоставь… ну, ты понял.
На этом диалог иссяк, смазался и слился с общим гулом. Аэльга нырнула обратно в черноту и всплыла через полчаса, когда гвалт, как пожар, разгорелся вновь.
-И они отвалили?! – кто-то во что-то не поверил.
-Ага, обдристались и забуксовали, - смеялся знакомый, привычный голос. – Красиво было… испытание боем, арргхъ! Переднему аж щит перекорёжило! Даже щепотка может о-го-го дел наделать. Сила в точке разрыва всё разбрасывает нахер, и мне вот что подумалось: а что, если снизить потери, ограничив эту силу со всех сторон, кроме одной? Смысл в том, чтобы заставить её метнуть груз. Убойный груз, - кровожадно конкретизировал он. – Взять арбалет и, так сказать, запрячь лошадь позади телеги.
-Тетиву впереди стрелы? – усмехнулся ещё один голос, повыше, но с той же хрипотцой. – Это как?
-Не тетиву. Взрыв гораздо сильнее! Тетиву и плечи убираем, вместо ложа железная труба, а у стрел убираем древко, и это будут не стрелы, а такие мелкие хренечки шириной в аккурат с просвет трубы…
Дальнейший «консилиум» изобиловал оружейным жаргоном и непереводимыми руладами на Тёмном Наречии, и это помогло Аэльге вспомнить, что случилось. Нет, Угхурц не намеренно притащил её к своим – он не надеялся встретить старых однокашников, пока, собственно, не встретил их, забурившись в необитаемый лес – но это реальность. Она в лагере урук-хаев, их много, а она одна. И её шестое чувство завопило бы, что это кошмарная реальность, если бы она не обнаружила себя заботливо завёрнутой в оленью шкуру. Она была цела и невредима, разве что рёбра побаливали и меч исчез.
-О, кажется, твой шашлык проснулся, - этот голос она тоже недавно слышала.
-Шрахаг, ещё раз и в глаз! – рыкнул Угхурц и поспешил к ней. Его тень загородила зарево костра.
Аэльга вздрогнула и разлепила глаза, когда он сел рядом.
-Эллга, пожалуйста, не бойся, - начал он тихо и быстро, чтобы успеть сказать главное до того, как она запаникует. – Это мои друзья и они тебя не тронут. Зуб даю.
-Зуб? Чего стоит твой зуб?! Ты меня похитил…
-Мне пришлось! – перебил Угхурц. – Ты здесь, потому что нам помешали там. То, что ты невзначай упомянула, не должно произойти. Я… мы… хотели бы узнать об этом всё, от и до.
-И ты считаешь, что это знаю я?! Да я случайно подслушала чужой разговор! Я не в курсе!
-Мы тоже. Мы вообще во всём этом два по пять. Звучит нелепо, но мы не можем позволить гондорцам… или кто они там… дорваться до этих вещей в Ортханке. Война не наша, но это уже не война.
-Ты предлагаешь мне поделиться подслушанным с твоим отрядом? – За монолитным силуэтом урук-хая Аэльга не видела его товарищей, а те перестали галдеть, навострив уши, и она сконцентрировалась на его рассуждениях. Она вся похолодела, вообразив себе последствия как отказа, так и согласия, но нашла смелость возразить: - Не просишь ли ты меня пойти против моей страны и… всей расы людей?!
-Нет! Всего лишь против любителей изымать и сжигать. И если это прихоть Гондора, то твоя страна тут ни при чём. Пойми, Эллга, для нас война окончена, - заверил её Угхурц, - и на кону не более чем личное имущество Сарумана. Вряд ли он писал пафосные завещания, но теперь мы его наследники.
-Справедливо… - исчерпав аргументы, покачала она головой. – И что же я должна сделать?
-Собраться с мыслями и пересказать. Только не бойся, - повторился он, - я с тобой. Пойдём к костру.
Когда на неё разом уставились девять, десять… тринадцать орков, таких же больших и чёрных, как Угхурц, она пропотела. Она согрешила бы против истины, если бы стала внушать себе, что её не волнует участь этих людей, наёмников, действующих по приказу, или что проблемы изенгардцев хоть сколь-нибудь сравнимы с катастрофой, которая ждёт Запад, если победит Саурон, но это не было связано с Сауроном. Они разгребали свой частный бардак, имели право. От обилия хищных взглядов и мелькающих зубов у неё заплетался язык, однако она изложила всё и не забыла о датах.
Далее было молчание. Долгое.
-После двадцатого… - задумчиво нарушил его урук в доспехе с регалиями, показавшийся, несмотря на их примерно одинаковый возраст, матёрым. Весь располосованный шрамами, он явно был одним из старших, «квадратов» на запястье было шесть, и Аэльга небезосновательно предположила, что это главарь. Она узнала его голос, ведь именно с ним вначале говорил Угхурц, - это скоро?
-Через пять дней. В-вы меня отп-пустите?
-Отпустим, - твёрдо пообещал ветеран, но тут же уточнил: - когда добудем Стариковскую шнягу.
У девушки душа ушла в пятки. Она задрожала и судорожно вдохнула, но язык у неё бессильно прилип к нёбу – главарь внезапно встал и переместился к ней. Даже присев на корточки, он над ней навис, и многие орки не сдержали смешков, но он заткнул их одним жестом, выставив вверх кулак.
-Не сцы, не укушу, - дыхнув на неё вонью какого-то скверного пойла, он выдал то, что считал улыбкой, а она увидела лишь клыки и слова её не вполне убедили. – Эллга, да? – для проформы осведомился он. В жестоких лимонно-жёлтых глазах не было ни единого проблеска уступки. – А я Гхарзум. Я здесь командую, и мне подчиняются все, в том числе и твой друг. И ты будешь. Усекла?
Спорить расхотелось, и она покивала. Гхарзум получил, что хотел, и снова как бы улыбнулся.
-Аметист, дай ей варева, - сказал он. – А вы двое, - обратился он к двум урукам в лёгкой броне, - в пещеры. Известите шишек, что у нас форс-мажор, и сюда не возвращайтесь, утром мы свалим. Если эти bûbagu настропалились в Ортханк после двадцатого, то мы должны их опередить. Ясно? Отбой!
Распоряжение было выполнено беспрекословно, и орков осталось, включая Угхурца, двенадцать.
Варево, которое он подал Аэльге в горшочке, вчера бегало на четырёх ногах и хрюкало, а иначе она не съела бы ни ложки. Запасы еды были бы очень кстати, но сумку она, как назло, забыла снять с лошади, и выбор был невелик. Расположилась она на давешней оленьей шкуре, в пределах лагеря, но как можно дальше от радушных хозяев, вповалку разлёгшихся у костра. Там же, в куче грязных рюкзаков, она нашла свой меч, но вот заснуть ей удалось только под утро.
-------------------------------------------

Bûbagu - по-орочьи "свиные говны". Именно так, во множественном числе

[Evillight]

Мать безутешно рыдала. Отец тоже плакал, обняв жену и укоряя себя за вспыльчивость, обернувшуюся трагедией. Возле их дома столпились все, кто так или иначе знал Аэльгу – конюхи и конюшенные служанки, скотный лекарь Гилнон, знахарка Теогвен, соседи, даже три молодухи, с которыми она два года назад рассорилась, и конник с забинтованной рукой. С вечера у родителей ещё теплилась надежда, что она опять заночевала у старушки, за которой якобы присматривала по просьбе племянницы, но на заре патрульный привёл домой рыжую кобылу Молли и очернил утро страшной вестью: их дочь похитили. В полночь, недалеко от Энтавы. Здоровенный урук-хай, нагло атаковавший целый взвод.
-Один?! – заорал отец в лицо всаднику. – А вас было сколько?!
-Тише, тише, господин, я соболезную, - тот оробел под напором, - но он шмальнул по нам… стрелой-бомбой! Мы этого никак не ждали, даже в Пади у них такого не было!
-Не оправдывайся! – не унимался отец Аэльги. По красному лицу градом катились слёзы. – Дармоеды вы, с одним-единственным орком не справились! Аэльга, доченька, моя бедная девочка…
Коннику было что сказать в ответ. Скорее всего, у него уже созрела отповедь на тему того, что нельзя гулять по степи в военное время, но тут зацокали копыта и картину дополнил ещё один элемент.
Лодвальд был всклокочен и загнан не менее чем его конь. Спешившись, он тоже отчихвостил едва ли в чём-то виноватого патрульного, затем мать Аэльги кинулась ему на грудь и они вместе с отцом посвятили его в подробности. Зевак меньше не стало, наоборот, пришли дальние соседи и по плотному кольцу людей то и дело прокатывались полные ужаса причитания. Весь Треварн встал на уши и, когда страсти накалились, появился сельский глава. Выразив семье девушки сочувствие, он призвал народ к бдительности и велел немедленно начать поиски, на что Лодвальд откликнулся первым.
-О Всемогущие! – растроганная, всплеснула руками мать. – Тебе разрешат отлучиться со службы?
-Госпожа Варниэт, это мой долг и, более того, мне в подмогу дадут толковых бойцов. Вы знаете, я люблю Аэльгу, и сделаю всё, что в моих силах. Мы найдём её или… - не в состоянии изречь «то, что от неё осталось», он просто взял женщину за руки и скорбно отвернулся. Вздохнув, он оставил её, оседлал мерина и окликнул патрульного: - В седло, солдат, и за мной. Нно!

[Evillight]

-Эврант, Хидлорн, Динвиг, - медленно, нараспев проговорил эльф, прогуливаясь по гостиничной террасе с видом на долину под Белыми Горами. – Как ты думаешь, это настоящие их имена?
-Вряд ли, - скептично ответила эльфийка за резным столиком. – У них настоящих имён не бывает.
Два воина из Лотлориэна были и похожи, и непохожи. Оба высокие, стройные и среброволосые, они не состояли в родстве, и все, кто с ними близко общался, знали, что они разные, как день и ночь. Это своеобразно отражалось в их глазах, у него были светло-голубые, у неё – тёмно-синие. Друзьями они тоже не были, но так вышло, что в Эдорас отправились вдвоём.
-Эк нас угораздило-то, - устало пожаловался эльф, - уже вторую неделю торчим тут по их милости.
-Воля Владычицы, - приподняла брови его компаньонка.
-Воля Владычицы в том, чтобы мы проконтролировали исполнение, - прочеканил он, - а унижаться перед аданами она нас не заставляет. Это всё их проволочки и, клянусь, их мелочное самоволие.
Но смертная скука мигом улетучилась, когда в дверь постучали. Открыв, эльфийка увидела на пороге маленького мальчика. Тот, очарованный её обликом, несмело протянул ей запечатанное письмо.
-Добрый день, госпожа Феанлит! Это для вас и господина Нимрила…
-Спасибо, mellon niben, - кивнула она, взяв конверт.
-Нимэленрила, - поправил эльф, несмотря на то, что мальчик уже убежал.
Прочитав письмо, они переглянулись. Небесные глаза Нимэленрила холодно и остро воссияли.
-Пакуем вещи, Феанлит. Выезжаем!
Накинув серые плащи с капюшонами, чтобы не привлекать лишнее внимание смертных, они спешно покинули гостиницу. После недели постоя глупо было рассчитывать на полную секретность (всё же эльфов нечасто увидишь в Рохане), но полуправда – лучшая из маскировок. Если кого-то заинтересует, кем были двое лориенцев, прибывшие в Эдорас седьмого марта, то хотельер скажет, что милосердными травниками. Коротая дни до назначенной, хоть и неверной, даты, Нимэленрил и Феанлит не раз посещали и королевский госпиталь, и лазареты, обогащая местных целителей эльфийскими знаниями.
-Странно, - размышляла синеглазая эльфийка, когда они отъехали от города и уже держали путь к месту встречи. – Почему выборочно? Разве зло не надлежит уничтожать целиком?
-Как разъяснила Владычица, часть текстов безвредна, - неохотно сказал Нимэленрил. – Сама посуди, Курунир не всегда служил Тьме, и некоторые его труды достойны существования.
-А в остальных что? Нечистое колдовство? Некромантия?
-Да. Мерзость пред лицом Илуватара, - поморщился Нимэленрил, - недаром он сам хранил это в тайных покоях под фундаментом, и, представь себе, ключи от них сейчас в руках у этого… Эвранта!
-Копии ключей. Одноразовые.
-Да даже если и копии! Я бы ни за что не доверил их денэторовым выкормышам! Ни им, ни другим аданам… но раз на то воля Владычицы, то не нам сомневаться в её мудрости.
-Ох, сдаётся мне, тут не только её мудрость, но и ещё кое-чья…
-Ну, как же без него, - хмыкнул Нимэленрил. – Без него ключей бы не было. Но я вот что тебе скажу, Феанлит: не надо копаться в условиях задачи. Она предельно проста – проследить, чтобы они не читая сожгли перечисленное в списке. Всё прочее пусть забирают, если оно им так ну… - он осёкся, завидев вдалеке, под холмом, три движущиеся точки, - так, всё, рот на замок.
Их ждали. Серые-серые люди в неброских одеждах, на дешёвых, но сильных конях. Лица их очень сложно было различить, и один из них, по имени Эврант, был серее своих сослуживцев.
-Mae govannen, господа, - поприветствовал он эльфов и обошёлся без прелюдий: - Передний эскорт на треть лиги впереди, задний – на треть лиги сзади, для связи есть сокол, привал в полседьмого.
---------------------------------------------------------
Mellon niben - по-эльфийски "маленький друг".
Mae govannen - эльфийское приветствие.

[Evillight]

Аэльга превратилась в растрёпу. Косичка расплелась, ботинки изгваздались по самое голенище, некогда опрятные штаны и рубаху сплошь облепили колкие репьи.
Она не считала себя изнеженной или бесхребетной, крестьянский быт и работа с лошадьми закалили её физически и морально, но один, всего один день в компании урук-хаев окончательно и бесповоротно похоронил её самонадеянность. Орки передвигались по ухабистому лесному бездорожью в своём обычном темпе, то есть постоянно бежали с короткими перерывами на ходьбу, и роханка сто раз пожалела, что у неё язык без костей. Не выболтай она Угхурцу то, что Лодвальд выболтал её родителям, не заварилась бы эта каша с похищением и многочасовым марш-броском вверх по реке! Около полудня и ближе к пяти они устраивали передышки, чтобы подкрепиться остатками вчерашнего мяса, и оба раза она пластом валялась на земле, чем вызывала задорный смех и массу издёвок. Обидных, но, к её удивлению, не сальных. Тематика их сводилась лишь к тому, что она хилая. Вопреки зашкалившим опасениям, не было ни домогательств, ни даже раздевающих взглядов, и у неё мало-помалу, постепенно отлегло. Знаменосец, которого уже наверняка замучила икота, говорил, что уруки невероятно похотливы, но практика и тут не сошлась с теорией. Да и потом, откуда эта теория взялась?
Гхарзум не миндальничал. Под конец первого привала он почти насильно напоил Аэльгу жгучей коричневой жидкостью. Её чуть не вывернуло наизнанку, но силы восстановились на раз-два и боль в ногах унялась. На втором привале она попросила этой гадости сама и Угхурц дал ей хлебнуть из своей фляги. Выяснилось, что это и есть слайтум, по-орочьи «масло жизни», которым его потчевали два покойных друга в ту слепую, глухую, немую ночь после битвы. Так она дожила до заката и попросила ещё, но он показал ей фигу, просветив, что людям чудо-бурдой злоупотреблять нельзя. Без третьего глотка она вымоталась за считанные минуты, мышцы отказали и обмякли, и она рухнула замертво.
-Если невмоготу, так бы и сказала, - остановился Угхурц возле недвижного тела.
-И схлопотала бы от Гхарзума, - промямлила Аэльга, безуспешно пытаясь встать. – Нет, я сильная…
-Вижу, но сильные тоже сдыхают. Хочешь, я тебя понесу?
-Не надо, мне хватило, я сама… а-а-а! – жалобы вмиг оборвались, когда урук-хай её подобрал – не как мясник свиную тушу, но и не как жених невесту, за что вдруг захотелось его поблагодарить. Она оказалась прямо сидящей на его согнутом локте и, чтобы не свалиться, обхватила его за шею.
Догнав отряд, Угхурц сердито рыкнул на развеселённого зрелищем Шрахага. То был красноглазый шутник, вчера обозвавший Аэльгу шашлыком. Запомнился ей и Ашнарг, почему-то избегавший густых зарослей и подозрительно оглядывавшийся по сторонам. Его левая рука, по всей видимости, сломанная, была подвязана ремнём. Другие, кроме главаря, пока что были безликой чёрно-бурой ватагой.
-Угхурц, а если бы… - она хрипло закашлялась, - если бы я была парнем, ты бы меня на руки взял?
-А какая разница?
Большая. Лодвальд вскипел бы от одной мысли и ввернул бы замечание о том, что мужская слабость позорна, а женская священна. Впрочем, его образ развеялся, как кабацкий смрад под свежим ветром, ибо её до краёв наполнило ровное, спокойное чувство… мира и гармонии. Безопасности. Голос на дне подсознания бубнил что-то вроде «Сдурела? Это же орки!», но по лицу расплывалась мечтательная полуулыбка. Глянув на свои руки на шее Угхурца, она заметила, что не просто держится, а обнимает.
Но вскоре идиллия была разрушена.
У излучины, где Энтава забирала на север, Гхарзум скомандовал «стоп». Ночь ещё не воцарилась, но зрение Аэльгу уже подводило, и она вся покрылась пупырышками. Что-то унюхав, урук-хаи похватали мечи и луки. Угхурц, поставив девушку наземь, зарядил арбалет.
-Мордорцы, - гадливо шепнул он. – Не отходи от нас. Ни в коем случае!
Ей ничего не осталось, кроме как сжать рукоять меча, с которым она уверенно управлялась только на самопальных тренировках. Из ножен она его не вынимала, зная, что лучше пока не высовываться.
Между стволами, где зловеще догорало кровавое западное небо, началось шевеление с нарастающим шумом. Мордорские орки гуськом шли сквозь бурелом и, насколько позволял сумрак, Аэльга их сосчитала. Их было двадцать три, они тоже бряцали оружием, и уруки приготовились к обороне, но вместо нападения те скучковались и от толпы отделились трое – серокожий вожак и два щитника.
-Имя, звание! – гавкнул вожак, подбежав к Гхарзуму. Низкорослый и коренастый, как и остальные, он был образчиком своей породы. На нём был наборный доспех и рогатый шлем с Багровым Оком, в носу блестела серьга, а вооружён он был зазубренным ятаганом, который не счёл нужным убрать.
-Сам назовись, снага*, а потом бычь, - осадил его Гхарзум.
-Не хами! Я капитан Скхуш, командир разведроты спецбатальона второй удунской бригады, и мне велено вас призвать. А ты, я смотрю, тоже ротный, - мордорец обратил внимание на его наплечники.
-Капитан Гхарзум, седьмой полк пятого батальона третьей бронепехотной дивизии, - по форме представился главарь, - но нам с вами не по пути. Мы не подданные Лугбурза.
-Приказ генерала Готмога! – разъярился Скхуш, щёлкнув зубами. Он едва доставал Гхарзуму до плеча, но бычливости ему было не занимать. – Выживших изенгардцев привести к присяге на верность Оку! Ты слышал, что Ангмарца урыли? И нас всех уроют, если чваниться будете! Выбирайте, дылды: либо говняная смерть от рук беложопых, либо присяга с сохранением званий.
-И в какой срок? – спросил Гхарзум.
-За три дня, - на тон ниже сказал Скхуш, довольный произведённым эффектом, - на четвёртый вы должны быть в Удуне. Всё, времени до утра. Охолонёте – и рванём на восток.
У Аэльги ёкнуло сердце. Что за поворот? Они же идут в Изенгард, за сарумановым наследием! Они променяют свою цель на службу в армии Мордора? Если да, то что будет с ней?! Она в страхе вытаращилась на невозмутимого Угхурца, и он ей подмигнул: это был сигнал. Следовало сразу догадаться, что Гхарзум блефует. Он не тряпка, но сауроновы орки превосходили его отряд количеством, и провоцировать их, разгорячённых, было ни к чему. Когда до неё дошло, Угхурц подмигнул снова. Хорошо, что за спинами впереди стоявших уруков мордорцы этого не увидели…
----------------------------------------
Снага - кто читал книгу, тот помнит "Раб". Презрительная урук-хайская кличка для мелких орков.

[Evillight]

…Но это вовсе не значило, что они её не заметили.
Лагерей было два, и чужаки, снаги, разбили свой шагах в двадцати от изенгардского. Они поставили две палатки, разожгли костёр и закинули в котёл нарезанное мясо. В месиве бесформенных кусков Аэльге примерещилась человеческая нога, и ей стало дурно. Нет, она не забыла, что урук-хаи тоже едят человечину, но у отряда Гхарзума в меню был молодой незадачливый изюбрь. Изюбрятина пошкваркивала, уруки втихаря решали, как будут выходить из окружения, а она, съёжившись у горы рюкзаков, наблюдала за мордорцами. Голова у неё была свинцовая, мельтешение в их лагере казалось беспорядочным, но в один момент она ощутила кожей, что пятеро, сбившиеся в обособленную группку, внимательно на неё смотрят. Глазеют. Пялятся. Пырятся. И интерес их, похоже, был куда как далёк от гастрономического. Самый крупный, болотно-бежевого цвета, с уполовиненным ухом, пересёкся с ней взглядом и сделал демонстративное непристойное телодвижение.
Аэльга спряталась за рюкзаки, и пятеро заулюлюкали. Она подсела к Угхурцу, втиснувшись между ним и Ашнаргом, и урук-хаи воззрились на неё с любопытством… но продолжили как ни в чём не бывало разрабатывать диверсию. План заключался в том, чтобы утопить снаг в крови на рассвете, когда их светобоязнь нивелирует численный перевес, она вникла и даже немного осмелела, но спустя мгновение они принялись банально обсуждать мечи – к ним направлялся Скхуш со своими охранниками.
Мотнув башкой, он позвал Гхарзума, и тот отошёл. В иных обстоятельствах Аэльгу увлекли бы баланс и заточка, но здесь и сейчас приватный разговор двух капитанов был для неё гораздо слышнее.
-Что за sharlob*? – спросил Скхуш. – Она вам очень нужна?
-Языка взяли, - солгал Гхарзум. – Нужна.
-Не одолжишь на часок? У меня тут пять круглогодичных. Изнывают…
-Throqu bag*! – ощерился урук. Предложение было с ходу отклонено. – Их проблемы.
-Ах, ну да, среди вас же таких нет, вы же боевые машины, грёбаное совершенство, бля, - обиженно изрыгнул серокожий. – Сытый голодного не разумеет! Знаешь, сколько крови они мне попортили? На стенку лезут… но рубаки сносные, так что избавиться – не вариант. Ну, одолжи сучку, не жмоться!
-Gaakh htolubut-ulu ugh-nagaz*, - с презрением процедил Гхарзум и оставил Скхуша с носом. Тот матернулся, вернулся к своей солдатне и влепил кому-то из пятёрки ядрёную плюху.
Однако же наивысший градус злости олицетворял в эти минуты Угхурц. Он тоже следил за мордорским вожаком и всё слышал. Тихо, по-волчьи рокочуще рыча, он прожигал пятёрку и Скхуша сузившимися в точки зрачками, клыки его были обнажены… о Бема, с них разве что пена не капала! Аэльге было бы впору шугнуться прочь, но такого желания не возникало, а между тем, разразившись многоэтажной тирадой, к ней штормом устремился Гхарзум.
-Слушай сюда, - сказал он, игнорируя её растерянность, - этих уродов вдвое больше, и у четверти из них вечный октябрь. По лагерю ты разгуливать не будешь.
-Вечный октябрь? – она непонимающе моргнула, и главарь утомлённо закатил глаза.
-Видишь вон ту шоблу? – указал он на пятерых, - у них непрерывный брачный период! Такими уродились, бывает. К орчицам лезть очкуют, но тут же ты, такая хилая! – вызверился он. За день это слово к ней приросло, но всё же царапнуло. Гхарзум изъяснялся без обиняков: - Они пустят тебя по кругу, порвут на ангмарский флаг и скажут, что так и было. Не хочешь стать дыркой? Заныкайся в палатку и сиди, как мышь. А ты, - посмотрел он на Угхурца, - будь начеку. Завёл питомца – держи при себе.
Хилая. Дважды и трижды хилая. С одной стороны, от уруков иного ждать трудно, а с другой больно, потому что чистая правда, но Аэльга подавила слёзы, закусив губу. Не видать им её плача! Угхурц взял по куску изюбрятины, себе и ей, и они ушли в палатку, чтобы поесть в уединении.
-Утром мы их нашинкуем, - пообещал он.
Утра ждать не пришлось.
В палатке было почти пусто. Чей-то рюкзак, расстеленные шкуры. Угхурц понадобился Гхарзуму и вышел, но был рядом, в трёх ярдах, за шторкой. Заняться было нечем, она села в уголок, как измученная мышь. Организм хотел спать, но не мог. Урук-хаи говорили о тактике, но потом переключились на незамысловатый трёп ни о чём, и Аэльга поняла, что в лагере опять нарисовался Скхуш. Он привёл с собой трёх или четырёх офицеров, принёс что-то шуршащее. Это была карта. Командиры начали спорить о пометках, о гондорских пограничниках, о мостах через Андуин. Изенгардцев это напрягало, но Гхарзум умело делал вид, что ему не всё равно. Снаг, судя по топоту, возле палатки становилось всё больше, гомонили они всё громче, причём в основном на мордорине. Борясь со страхом, Аэльга достала меч, пощупала рунный узор на металле… а в лагере стоял невообразимый гам и перемешались все запахи, и те, кому это было на руку, не могли не сделать свой ход. Руны успокаивали и умиротворяли, но не уберегли. Она и пикнуть не успела, когда болотно-бежевый орк, подкравшийся сзади, зажал ей рот и выволок её из палатки так же бесшумно, как и забрался туда – приподняв полог.
--------------------------------------------
Sharlob - женщина человеческой расы.
Throqu bag - "Поешь дерьма".
Gaakh htolubut-ulu ugh-nagaz - "Пусть выебут друг дружку".

[Evillight]

Кричать ей не давали. Когти второго орка впились ей в запястье, и меч выпал. Третий, четвёртый и пятый хихикали над тем, как она брыкалась и извивалась, пока первый и второй тащили её в кусты.
Стилет! У неё есть стилет… только бы высвободить руку!
В меру скудных возможностей Аэльга яростно укусила бежевую лапу. Орк завизжал, вторая его лапа метнулась вверх, чтобы разжать ей челюсти. Этого она и добивалась, левая рука вырвалась на волю, и стилет, ждавший своего часа в перевязи на боку, выскочил и поймал отблески далёких костров. Она ширкнула врага по ключице и он опрокинулся назад. Второй орк повёл себя умнее, сам отпустил лягающиеся ноги и отпрыгнул, а Аэльга и заводила стали кататься кубарем. Мордорец несомненно был сильнее, придавил роханку сверху и приложил затылком об землю, но, к счастью, почва была мягкой, и она нанесла ему удар кулаком в висок, прежде чем он, не на шутку рассвирепев, вонзил свои гнилые зубы в её плоть между плечом и шеей. В голове помутилось, но левая рука будто бы обрела свой разум и по гарду погрузила стилет в его горло. Разделавшись с первым противником, девушка вскочила на ноги. Кровь, его чёрная и её красная, лилась ей за шиворот и пачкала рубаху.
-У-у-у, милашка, зачем так дико? – зареготали четверо, забыв о собрате. – Мы ж поиграть хотели!
-Ну что ж, давайте поиграем, - прошипела Аэльга и с насмешкой прибавила: - снаги.
Так называли урук-хаи обычных орков. Перевод ей был неведом, но это явно было что-то постыдное, и реакция воспоследовала. Они взяли её в клещи. Учитывая слова Скхуша, она не хотела вынуждать их, сносных рубак, браться за ятаганы, и когда четвёрка столкнулась, ещё надеясь её скрутить, она нырнула вниз и прошмыгнула мимо них. Стилет настиг вторую жертву, пропоров сердце. Этого они не стерпели и вытащили свои кривые клинки, но Аэльга уже отбежала подальше, и тут ход схватки кардинально переменился. На кучу-малу с оглушительным тигриным рёвом обрушилась чёрная громада.
Два взмаха изенгардского клинка – и насильники отправились к праотцам. Головы двоих разлетелись по сторонам, третий, с распоротым животом, был отброшен, как тряпичная кукла, и шмякнулся об ствол дерева. Само время застыло. На Угхурца, страшного, оскаленного, в шоке глядели десятки глаз, и в лагере стояла мертвенная тишь, пока перед зрителями не замаячил Скхуш:
-Какого хрена?! – ядовито каркнул он, подошедши к Гхарзуму.
-Лысого, - ответил тот. – Рота, к бою!
-Дезертиры! – крикнул Скхуш. – Смерть дезертирам!
Ротой двенадцать уруков уже не были, но в бой вступили, как рота, едино и слаженно. Панцирники со щитами стеной огородили Угхурца, Аэльгу и трёх лучников в лёгкой броне. Мордорские стрелы не нашли целей, а арбалетчик через щели между щитами стал методично косить одного снагу за другим.
-У меня в кармане кулёк, - пробормотал он, - кинь его в костёр!
Матерчатый кулёчек, который Аэльга нашарила в его кармане, напоминал оружие ещё меньше, чем незабываемая тупая стрела, но она не думала, а действовала, и, пока мордорцы перезаряжали луки, она прицелилась и размахнулась. Угодив прямёхонько в кострище, кулёчек затрещал и полыхнул, плюнул искрами и запрудил лагерь тяжёлым непроницаемым дымом. Он не был едок, но размывал очертания предметов даже на расстоянии вытянутой руки. Орки Скхуша дрогнули, их лучники предпочли не сорить стрелами, а урук-хаи, перестроившись в шеренгу, попёрли на них буром, круша доспехи и кости, проламывая шлемы и черепа. Внезапность была скоротечна, и снаги, не будь дураки, быстро разбежались, но количественный расклад был надёжно изменён в пользу изенгардцев.
Аэльга отыскала свой меч, и, хотя убить в дыму никого не удалось, вкус победы взбудоражил в ней азарт. В нескольких ярдах от неё Угхурц зарубил две мечущиеся тени, чуть поодаль Гхарзум распополамил Скхуша, и всё закончилось. Те, кто пережил побоище, были деморализованы и ретировались.
-Приказ генерала Готмога… - передразнил главарь мертвеца, - да хоть назгула из Моргула!
-Кстати, именно его и урыли, - хохотнул незнакомый пока ещё урук с высоким голосом.
Последним, что запомнила Аэльга перед тем, как её одолело нервное истощение, были подхватившие её мощные руки, закованная в кирасу широкая грудь и восхищённое обожание в аметистовых глазах.

[Evillight]

До самой ночи, пятнадцать часов кряду скакал конный взвод по травянистой равнине и по стылому лесу вдоль Энтавы. Лодвальда сопровождали трое опытных однополчан, воин из патруля, упустившего орка, и собака-ищейка. Там, где это произошло, пёс сразу напал на след, но долго крутился на месте, нет-нет да и разворачиваясь в противоположную сторону, где виднелись следы как похитителя, так и Аэльги, и её лошади. Он гнался за ней, а она не могла оторваться? Верхом?
У кромки леса и дальше, уже под его сенью, были только следы урук-хайских сапожищ, глубже и чётче, но у реки они обрывались. Пёс грустно повесил нос, Лодвальд зычно ругнулся.
-За реку! – крикнул он и подстегнул коня.
Они перешли Энтаву, пёс деловито засуетился, и если путь ниже по течению его не привлёк, то выше он залаял и привёл взвод к небольшому оврагу. Их взору открылась покинутая стоянка, где орков было не меньше десятка. Приглушив возглас испуга, Лодвальд зажёг факел и стремглав бросился всё осматривать. Помог ему в этом патрульный, применив следопытские навыки.
-Её держали здесь, - потоптавшись у косогора, где трава была примята нагромождением каких-то вещей, солдат проследовал к прогоревшим углям, - потом привели к костру и… обратно. Они сожрали кабана, - он увидел хребет свиньи возле углей и косточку там, где дольше всего пробыла Аэльга, - и накормили её. Выглядит так, будто она нужна им надолго. И… ни крови, ни клочков одежды.
-Возможно, её ещё не… - Лодвальд встрепенулся, проглотив мысль. – Спасибо, Хег. Поторопимся!
На западном краю оврага следы Аэльги снова проявились, как если бы её заставили идти – нет, даже бежать – самой, и пробежала она аж полторы лиги до того, как её схватили и понесли. Был это тот же самый урук или нет, Лодвальд не знал, но банда взяла курс на лес Фангорна. В третьем часу ночи конники наткнулись на вторую стоянку, и там всё было намного хуже… спрыгнув с коня, Лодвальд споткнулся о труп орка. Мордорского, серокожего, рассечённого посередине тела. Ещё один труп, и ещё, и ещё. Они усеивали всю поляну, но мёртвых урук-хаев не было.
-Их было около тридцати, - вычислил Хег, - и изенгардские перебили две трети.
-Угу, - мрачно кивнул Лодвальд.
-Сэр! – вдруг подъехал к ним один из воинов. – Сэр! Сэр, мне жаль, но, боюсь, мы… опоздали…
Позади урук-хайского лагеря были распростёрты пять трупов, влажная земля была смазана и утрамбована, словно там была возня и ожесточённая драка. Обнаружилась кровь. Красная, человеческая.
-Нет, не-е-ет! – взвыл Лодвальд, упал на колени и поник.
Никто не встревал между ним и его горем, пока он не встал.
-Сэр, - осторожно заговорил с ним Хег, - эта девушка… ваша невеста?
-Нет, но стала бы ею рано или поздно, если бы… - умолчал он одни слова и с горькой резкостью выпалил другие: - если бы не сбежала из дома. В сумке на лошади было еды на два-три дня.
-Если она любила вас, то почему её потянуло куда-то в Фольд, а не к вам на заставу?
-Не твоё дело, Хег, - прервал его Лодвальд, но тут их отвлёк собачий лай и они пошли к псу.
К северу от стоянки он нашёл неровную цепочку следов Аэльги, которые в очередной раз пропали рядом с урук-хайскими. Банда продвигалась к Фангорну.
-Она… жива? – Хегу с трудом в это верилось.
-Пока нет трупа, жива, - сухо сказал Лодвальд, погасив факел. – Я взял на себя обязательства перед её домашними. Пятерых маловато против дюжины, но… по коням! За это нам платят жалование.

[Evillight]

-Эврант, вам нравится Рохан? – спросила Феанлит.
-Что-то нравится, что-то нет, - человек пониже надвинул капюшон.
После вчерашнего вечернего привала они останавливались на короткий отдых только во втором часу ночи и уже на рассвете были в сёдлах. Их путь в Изенгард пролегал не через степь к южным отрогам Мглистых гор, а вдоль Белых гор к Вратам Рохана и далее на север: маршрут не самый прямой, но по максимуму удалённый от населённых пунктов. Эврант настаивал на том, чтобы не приближаться ни к погранзаставе на Изенских Бродах, ни даже к захолустным хуторам. Феанлит видела, как вздулись у него желваки, когда вдалеке мелькнули утлые домишки – потому ей и показалось, что труженик тайного сыска наместничьего двора не очень-то любит страну коневодов. Как бы то ни было, все попытки расшевелить гондорцев оборачивались неудачей. Бодрые или уставшие, днём или ночью, они заводили все темы в тупик, но эльфы были не в претензии и общались друг с другом посредством осанвэ.
«Семнадцатое марта, - мысленно вздохнула Феанлит, глядя на розовые перистые облака, - вовсю цветут травы, но из-за войны такое впечатление, что до сих пор зима…»
«Иллюзии играют с нами злые шутки», - философски подумал в ответ Нимэленрил. Он ехал позади, сосредоточившись на своих переживаниях и неизбывно скучая, но, стоило ему услыхать в вышине соколиный клёкот, как он тотчас же ожил. Это была весточка от рохирримов из переднего эскорта.
Эврант выставил вверх руку и рябой серокрылый сокол приземлился на его перчатку. В кожаном футлярчике на лапе птицы была записка, прочитав которую, особист дёрнул за поводья и слез с коня.
-Господа, полковник советует нам сесть и подождать, - и он сел на обточенный ветром валун. Сунув записку обратно в футлярчик, он подбросил сокола и тот полетел к заднему эскорту.
-Долго? – нахмурилась Феанлит.
-Денёк-полтора. Мы не спешим. Пикник устроим, коней попасём, а служивые с орчьём разберутся.
-С орчьём?! – воскликнул Нимэленрил, и Феанлит побилась бы об заклад, что скорее взвинченно, чем обеспокоенно. Дыхание его участилось, глаза словно вспыхнули голубым огнём.
-Ничего серьёзного, - усмехнулся Хидлорн и присосался к фляге с водой, - заморыши горные. Их там уже в блин раскатали, но для зачистки территории нужно время.
Гондорцы развели костёр и напекли картошки. Феанлит позволила себе съесть ломтик лембаса, запив яблочным соком. Её спутник от перекуса отказался и всё смотрел, смотрел вперёд, невольно играя роль отличного дозорного. Имя его означало «огонь белой звезды» и очень точно выражало его сущность – в мирной обстановке он вёл себя отрешённо, ко всем и всему индифферентно, мерцая из недостижимой дали, но в бою горел, и горел неистово. Это была его родная стихия, без сражений он чах и страдал, парные упражнения и стрельба по деревянным муляжам редко удовлетворяли его. Чтобы он сверкал во всей красе, ему требовались настоящие враги, злосчастное топливо звёздного пламени…
Минуло два часа. Люди играли в карты, Феанлит созерцала разнотравье. Нимэленрил, всё так же в полной боеготовности, изучал скальные глыбы, раскиданные по гладким всхолмьям. Там ничего не происходило, и вскорости пейзаж бы ему опостылел, если бы он не заметил стайку тёмных фигурок.
-Орки! – вытянулся он в седле, из которого не вылезал, - семь, восемь… девять!
Девять орков, должно быть, удравшие от рохирримов, опрометью неслись навстречу экспедиции. Их слепило солнце, они согнулись в три погибели, и это предопределило их судьбу. Когда расстояние достаточно сократилось, Нимэленрил пришпорил лошадь и сорвался с места, на скаку накладывая стрелу на тетиву своего мэллорнового лука. Унюхав его, первый орк в веренице задрал голову, но сворачивать было поздно. Стрела попала ему в глаз, он заверещал, зажимая окровавленную глазницу, завалился и покатился по склону. Те, что бежали следом, шарахнулись от лориенца врассыпную, как косяк рыб от гарпуна, но белопёрые стрелы были безжалостны и всегда разили туда, куда он метил. В сердце, в сонную артерию или в солнечное сплетение, но по большей части в глаза. Так, в галопе, мастерски балансируя в седле, он прикончил шестерых, ни разу не промахнулся и уложился в минуту. Все они получили по стреле в глаз и с воем корчились на земле, пока не затихли.
Феанлит положила руку на меч, но от гондорцев не отдалялась.
-Вы к нему не присоединитесь? – вопросил Динвиг.
-Это работа для одного, - пожала плечами эльфийка, - не стоит ему мешать.
-Вы рассуждаете, как телохранитель, - полушутливо вставил Эврант. Опасность им не угрожала, они просто лицезрели перформанс. – Разве я не говорил, что мы не нуждаемся в охране?
-А я и не беру на себя такие функции, - бесцветно ответила она, - я дипломат, моя задача – переговорить с энтами у ворот. Владычица просила меня не рисковать почём зря.
-Понял, понял, - Эврант примирительно поднял ладони.
Доводы были верны, но было что-то ещё. Что-то неявное, скрытое от её аналитического ума.
Тем временем три оставшихся орка пытались спастись от Нимэленрила. Не разделяясь, они юркнули в скопление камней, где сложно маневрировать верхом, но эльф, смекнув, перепрыгнул с лошади на скалу. Его боевой стиль походил на грациозный танец, и даже неживые лица серых людей на миг озарил восторг. Легко перескакивая с выступа на выступ, он в два счёта нагнал троицу и выпустил две стрелы в самого крупного. Орк встретил их своим побитым щитом, перегородив узкий проход между глыбами, и Нимэленрил выстрелил ещё раз, но не в него, а в одного из тех, кого он прикрывал. Тот бездыханно замер у ног третьего, а третий, издав истошный вопль, уже собрался было атаковать, но здоровяк что-то прокричал ему на непонятном диалекте, и он, помешкав, пропал из виду.
За свои девятьсот двадцать лет Нимэленрил убил множество орков. Большинство умерли от стрел и поединка удостаивались немногие, но этот, большой и смелый, был как раз из числа таких. Воин спикировал на него, сменив лук на кинжал, излучавший яркий лазурный свет. Увернувшись, орк прижал уши, зашипел, кинулся на эльфа с шипастой булавой, сумев, к его изумлению, выбить оружие – дзинькнув, кинжал молнией отлетел куда-то за скалы – и тут его в упор пронзила стрела. Умер он не сразу, и, пока он ещё стоял, Нимэленрил лишил его обоих глаз. Правого, затем левого.
…Но беглеца найти не вышло. Как и кинжала. Он вдоль и поперёк излазил каменный лабиринт, но клинка, пробывшего с ним более четырёхсот лет, нигде не было. Вывод напрашивался один: последний из врагов, сукин сын, под шумок прикарманил его, не устрашившись эльфийских чар! Невиданно, беспрецедентно. И меч в ножнах уже не светился, так что разыскивать ворюгу было бы бесполезно…
-Блистательно, Нимрил, - поаплодировал Эврант, когда эльф вернулся.
-Нимэленрил! – раздражённо одёрнул он гондорца, пригладив свои белоснежные волосы и отряхнув прихотливо расшитую тунику. Если бы не досада, он бы улыбнулся. Он знал, что был великолепен.
Особист по слогам повторил его имя и вполголоса сказал коллегам убрать убитых куда-нибудь за камни и сжечь. Хидлорна с Динвигом не смущали мёртвые орки, они, как и сам Эврант, могли бы преспокойно перекидываться в дурака даже у незарытой братской могилы с мёртвыми людьми, но эльфийке было некомфортно и они не стали упрямиться. Феанлит, однако, безучастной не осталась, сходила с ними и повыдирала из трупов стрелы. Те, что не поломались, были ещё пригодны.
-Странные орки, - без эмоций произнесла она.
-Что в них странного? – Нимэленрил ветошью оттирал с кожаных леггинсов кровь.
-Не сгорбленные, не лишайные. Краснокожие.
-Ну, есть такое, - нехотя признал эльф, - не мордорские и не северные. Я видел таких в Итилиене.
-Что они делали здесь? На солдата даже большой не похож.
-Мне плевать. Подохли – и хорошо, новых не наплодят.
-Ладно, проехали, - махнула эльфийка рукой, - но почему в глаза?
-Это самая отвратительная часть их тела. Там одна лишь жестокость, вложенная Морготом.
Над скалами закурился дым. Феанлит отвернулась от Нимэленрила, ей хотелось побыть одной и докопаться до корней эфемерного импульса, не дававшего ей «проехать» его любимое развлечение. То, что он так беспардонно заявил о себе посреди войны, было недобрым знаком, ведь она сама отняла немало орочьих жизней и никогда их не жалела. И сейчас не жалела, но…
Родители, давно отплывшие за Море, нарекли её иначе, в честь красивых весенних цветов, но то имя было полузабыто и пылилось в дальнем углу памяти. Нынешнее переводилось как «пепел души».

[Evillight]

Аэльга слышала, как три или четыре голоса отчаянно спорили, стоит ли соваться в лес Фангорна, но проснуться не могла. Пребывая на руках у… страховидного, но дружественного косматого существа… она проспала сутки с лишним. Её несли и старались не слишком трясти, и, видимо, она научилась это терпеть, раз уж желудок не вредничал. Состояние было не совсем здоровым, и она смутно понимала, почему. Справа на шее, ближе к загривку, куда её кусануло другое, враждебное и развратное существо, пульсировал тугой узел боли: вряд ли оно утруждало себя чисткой зубов.
Прояснение наступило под вечер. Да, это был вечер, потому что солнце уходило. Боль притупилась, и в области раны ощущались сырые, тёплые прикосновения. Они были приятны, но Аэльга осознала, что частично обездвижена, и чисто из принципа резко шевельнулась, проверяя степень своей свободы.
-Не пырхайся, - тихонько фыркнули ей в ухо, и степень свободы уменьшилась.
-Ойо-о, - простонала она, приоткрыв глаза, - ы-ы?
-Не боись, это я, - на неё глядел Угхурц, осиянный счастьем от того, что она очухалась. Он сидел на рюкзаках и крепко держал её… даже чересчур крепко, будто она могла испариться, как мираж, и, до того, как она попросила бы пощадить её скелет, он склонился и облизал ей лицо. Вот что творилось с её шеей! С непривычки Аэльга скривилась, но не сказала бы, что это противно. От него пахло жевательным корнем, язык у него был слегка шершавый, почти как у кошки.
-Пусти, - рассмеялась она, - да пусти же! Природа зовёт!
Угхурц выпустил её, и она совершила вояж за валежник. На обратном пути её внимание привлекли два урук-хая, зализывавшие раны друг другу. Дёшево и сердито… наверное, за неимением медикаментов это у них обыденная процедура. Также она учла, что привал они устроили на пригорке, где лес кончался. Дальше, севернее, берега Энтавы были голыми до самого Фангорна. Ещё день-два и отряд доберётся до изенгардской долины, но неизвестно, как. Неспроста они препирались: забег по степям Вестэмнета – самоубийство, а по вотчине энтов – самоубийство вдвойне.
-Эллга, - неожиданно позвал её сзади высокий голос. Она обернулась, и обладатель голоса, раздетый по пояс, подошёл к ней с иглой и ниткой: - всем шибко некогда. Может быть, ты попробуешь?
Орк повернулся к ней боком, где от подмышки к спине тянулся порез. Сам он не достал бы, а другие действительно были заняты. Кто-то отсыпался, кто-то натачивал мечи, кто-то жарил выловленную в реке рыбу, и зашить ему бок было некому… но интерес у Аэльги вызвал не бок, а грудная клетка этого орка. Малозаметные, но однозначные выпуклости поверх развитых грудных мышц.
-Эллга, что за ступор? Шить не умеешь?
-Умею. Прости, но разве вы не…
-Не чувствуем боли? Ещё как чувствуем.
-Нет, я не о том…
-Уфф, да промыто всё, промыто… мы все в реке искупались, только ты ещё чушковатая.
-И не об этом! Извини, если я неправа, но неужели ты… - и она робко указала на анатомию.
-Самка? Гы, - прыснула боевая машина из плоти и крови, - вообще-то нас тут пять, не считая тебя.
Аэльга впала в столбняк. Перед ней действительно стояла урук-хайка. Знаменосец, чтоб ему пусто было, утверждал, что их не бывает, что слуги Сарумана их отбраковывали, убивая во младенчестве, но глаза не врали. Ещё четверо тоже были самками, правда, из-за одинаковых доспехов, равно как и манер, сей факт был неочевиден. Сложены они были чуть иначе, чем мужские особи, талия потоньше и бёдра пошире, но рост не ниже, мускулов не меньше и зубы не тупее. На роханку снизошло откровение: именно поэтому ей не говорили, что «баба не боец», именно поэтому Угхурц не понял вопроса, как бы он вёл себя, будь она юношей. В орочьей картине мира попросту нет знака равенства между женщиной и хрупкостью-беззащитностью, и это не традиции или устои, а исконное жизненное естество – даже вчерашние отморозки, со слов Гхарзума, не осмеливались бросать вызов орчицам. Аэльгу ужалила зависть… а ведь ещё неделю назад её ужаснула бы мысль, что она будет завидовать оркам!
-Ну так что? – переспросила урук-хайка, - подлатаешь меня?
Аэльга отважилась, и они уселись на бревно. Вымыв руки, она прокалила иглу над огнём и приобщилась к хирургии, лихорадочно вспоминая, как дед Гилнон врачевал коней. Она всё ещё была в смятении и не придала значения тому, что волосы у самки были рыжие, а глаза оранжевые, как апельсин.
-Меня зовут Аангхаш, - представилась та, когда Аэльга завязала и обрезала кончики нитки. Шов вышел весьма ровный и без бугров. – Остальных ты не знаешь. Заполним пробел?
-Ага… и расскажи про каждого что-нибудь.
-Как пожелаешь. Слева направо: это Наургул, - Аангхаш начала с самца, дрыхнувшего без задних ног, - охотник и немножко кузнец. С секирой – Канхтар. Любит она секиры… а это Нарбакх, лучница из Аметистова взвода. Рыбу жарит Шрахаг, наш штатный повар, - со смешком обнародовала она причину мясных шуточек, - броньку чинит Илзграт, бывший гарнизонский стражник, спец по снаряге. В рюкзаке роется Хунуут, разведчица. Так, капитан с Угхурцем базарят о чём-то дичайше важном… а вон те двое, - её взгляд обратился на самца и самку, точивших мечи, - отвечают за колюще-режущие предметы. Он Бурзлук, она Уфнарш, они парочка, вместе с позапрошлого октября. Ну и, наконец, Ашнарг, тоже парень из гарнизона. Ему энт чуть руку не оторвал, и теперь он мается дурью.
-А что ещё делать калеке? – грустно буркнул урук, здоровой рукой швырявший нож в пенёк. Дупло и два воздетых вверх сучка придавали пеньку сходство с паникующим энтом. – Капитан обнадёжил, что связки срастутся за месяц, но я нетерпеливый, хочу снова двумя мечами махать.
-Спас его Илзграт при помощи Аметистовой бабах-стрелы, - прошептала Аангхаш Аэльге. – Бабах! – и угли, а не энт. Спасибо тебе, что не дала Аметисту сгинуть. Он незаменим.
-Да… - на Аэльгу накатила усталость. Последняя фраза орчицы срезонировала с её личными впечатлениями, но эти думы уводили её в непроходимые дебри самокопания, и она их обрубила. Уместнее было бы вымыться. – Аангхаш, я, конечно, наглею, но не могла бы ты прогуляться со мной к реке?
Урук-хайка не возражала. Из своего рюкзака она вытащила войлочное одеяло и свёрток чёрной ткани, и они спустились по крутому склону к заводи с галечным дном. Скрепя сердце, Аэльга влезла в студёную воду и посинела. Зуб не попадал на зуб, её колотило, ноги сводило судорогой, и купание было сверхбыстрым. Когда Аангхаш накинула на неё одеяло, она энергично растёрлась. Свёрток же был простецкой, но чистой холщовой хламидой – девушка утонула в ней, но было не до шику.
-М-можно п-п-поинтересоваться? – продребезжала она, отстирывая свою одежду от кровавых пятен и многодневного пота. – В-вы н-не стесняетесь? Ну, г-г-грудью с-светить п-перед самцами…
-А чего стесняться-то? Титьки только у кормящих мамаш отрастают и через полгода сдуваются.
-То есть, у вас… свои собственные дети?!
-Ну а чьи же ещё?
Аэльга возжаждала копнуть глубже, услышать больше. Общепринятая версия происхождения уруков была колоссом на глиняных ногах и уже давно рушилась в её голове по кирпичику, но новые нюансы из уст собеседницы (которой, согласно мифу, нет) разбивали бред знаменосца-из-Медусельда в один присест. Кто он, кстати, такой? На любой войне имеют место всяческие страшилки о неприятеле, но кому и, главное, зачем было нужно делать их настолько мерзкими?
-В Рохане верят, что Саруман разводил вас, как скот, что солдат для его армии рожали человеческие женщины, которых похищали и насиловали, - набравшись смелости, выдала она на одном дыхании.
-Кто сочинил эту херь? – взорвалась весельем самка. – Его самого, часом, не насиловали в мозг? Это всё равно что разводить волков, скрещивая их с зайцами!
-Кхм, волки не скрещиваются с зайцами…
-В том и суть! – утёрла Аангхаш выступившие слёзы. – Знаешь, в Изенгарде были люди, женщины и мужчины, вастаки, дунландцы, харадримы, но никто из них не был рабом. Что же до того, как Саруман создал нас, то в это он нас не посвящал. Я помню, что меня выковыряли из какого-то склизкого кожистого мешка в грязи, и всё. Хотя есть одна догадка, - она довольно поглядела на своё запястье с пятью «квадратами». – После нормативов – это когда нас гоняли до седьмого пота – многим ставили эти меточки, и спустя месяц нашего полку прибывало. Салаги были похожи на нас, а мы на старших, но не как близнецы, а как взрослые дети. Разжую на своём примере. Был у нас майор Углук. Суровый, просто зверюга, но солдаты у него редко умирали в рейдах. Он погиб на задании, и поговаривают, что его убил один из ваших шишек. Это почётная смерть. Так вот, он был рыжий, как я. Мне нравится думать, что он был моим… ну как бы отцом, и я хочу быть достойной его.
-Благодарю за экскурс, - сказала Аэльга полушёпотом. – Пойдём обратно? Холодно…
И это не была дань вежливости. Она на самом деле испытала огромную благодарность, и, когда они с Аангхаш возвратились в лагерь, улыбнулась, увидев отряд, полукругом сидевший у костра. Истину ещё предстояло раскрыть, но ложь была над ней более не властна.
Как вчера, изенгардцев мучила дилемма «Фангорн или степь», и голоса разделились поровну. Аэльга молчала. Ей хотелось побыть с Угхурцем, послушать его аргументы за Фангорн, очень рациональные, но, съев рыбину, она начала клевать носом и уснула, прислонившись к его плечу. У него под боком ей было тепло, и это тепло чувствовалось даже сквозь его кольчугу, причём он не был простывшим или перегревшимся. Урук-хаи теплее, чем люди – ещё один штрих к общему нечеловеческому портрету.
Итоговое мнение она узнала утром, вылезши из охапки одеял и шкур.

[Evillight]

Несмотря на страхи Ашнарга, большинство всё-таки выбрало лес Фангорна, и, не меняя направления, они двигались вдоль реки на протяжении всего дня. Пару раз приходилось за лигу огибать рыбацкие сёла. Выпив слайтума за завтраком, Аэльга забыла и об укусе, и о боли в ногах. До обеденного приёма она мужественно тянула и дотянула, после чего Гхарзум всем велел экономить это средство. Какое уже было число? Семнадцатое или ближе к девятнадцатому? Чтобы не сбиваться со счёта, она завела себе деревяшку, на которой сделала три зарубки по числу ночей с того дня, когда её «украли».
Мама, папа… что они делают сейчас? Тут и гадать нечего. Горюют и плачут, думая, что вслед за сыном потеряли и дочь. Как жаль, что у неё нет почтовой птицы, и она не может черкнуть им пару строк!
В седьмом часу вдали обозначились синеватые очертания сопок. Древний лес раскинулся у южных подножий Мглистых гор на многие мили, и хотя самая долгая часть пути была пройдена, впереди была самая опасная. Опаснее были лишь равнины Вестэмнета, густонаселённые и потому кишащие патрулями, в то время как энты, стремясь доломать ненавистную изенгардскую машинерию, с высокой вероятностью своё обиталище оставили. Такова была логика Угхурца, переубедившего всех, кроме одного – Ашнарг был замогильно мрачен и всю дорогу матерился на мордорине.
-Как это было? – полюбопытствовала Аэльга. – Ну, энт…
-Больно! – рявкнул Ашнарг. – Я был в казарме, когда они снесли дамбу, выбежал по тревоге, и тут меня схватило двадцатифутовое огородное пугало! Схватило своими корявыми корягами и стало разрывать, как муху! Людей они пинали и сгоняли в гурт, а орков рвали и топтали. Всех, без разбора…
За добрых сто шагов от леса Гхарзум скомандовал привал, предупредив, что на всё про всё у них два часа. Давясь пресным супом из куропатки и сухим хлебом, Аэльга видела, как Илзграт отвёл Ашнарга в сторону и минут семь что-то ему тихо втолковывал, после чего пострадавший урук слегка, хоть и не полностью, успокоился. Она живо вообразила предысторию и поморщилась, но рассусоливать не хотела и, покончив с похлёбкой, пристала к Угхурцу с просьбой дать ей урок мечемашества.
-Эллга, я не учитель, - его глаза округлились. – Я силу рассчитывать не умею!
-Ну пожалуйста…
После непродолжительного обмена аналогичными репликами он таки сдался. Они вышли за пределы лагеря, чтобы не запинаться об дрова, и расположились друг напротив друга с мечами наголо.
У Аэльги дрожали руки. Никогда раньше она не тренировалась в паре и не имела опыта фехтования даже с равным по размеру партнёром, не говоря уже о почти трёхкратно превосходящем. Стиснув эфес, она примерилась и нанесла удар – и Угхурц парировал, сделав шаг назад. Она рубанула ещё раз и ещё, из той же прямой позиции, затем слева и справа. Расхрабрившись, она провела серию из восьми выпадов увереннее, чем предыдущие, и круговой пируэт, но урук-хай лишь блокировал и отходил.
-Так нечестно, - в шутку обиделась она. – Нападай!
В эту самую секунду трудно было сказать, кто колебался больше. Оценив дистанцию, Угхурц напал, но в разы сдержаннее, чем на врага, и всё же Аэльгу прошиб ледяной пот. Отразив удар, она чуть не грохнулась на пятую точку, еле выстояла под следующим ударом и на третьем уронила меч. Она свято верила в правило «чем массивнее, тем неповоротливее», но в данном случае оно оказалось неверно.
-Никудышный из меня инструктор, - вздохнул Угхурц. Аэльга потёрла ноющую руку, и он, аккуратно взяв её ладонь в свою, виновато погладил её. – И ещё я боюсь тебя угробить.
В словах и касании была искренняя неловкая мягкость, которую ничуть не умаляли его когти, мозоли и набитые костяшки. Аэльга уже хотела ответить, что всё в порядке, когда Угхурц вдруг рванул из-за спины арбалет со стрелой, взвёл тетиву и развернулся влево, встав между нею и угрозой. Болтовня в лагере смолкла. В отдалении, в высокой, по пояс, прошлогодней траве, притаилось что-то…
-Это орк, - принюхавшись, Угхурц развеял интригу, и крикнул: - Хватит шкериться, ты на мушке!
-Не стреляй! – донеслось из травы. Голос был орочий, но… не мужской?
Буйная поросль зашелестела и из неё на карачках выползла орчица. Очень необычная. Стройная, не сутулая, жилистая, одетая в меховые штаны и кацавейку, но босая, как дикарь. Её кожа была красно-коричневой, посередине бритой головы высился обесцвеченный стоячий гребень, из оружия имелся ятаган, но она за него не хваталась. Затравленно озираясь и тяжело дыша, она распрямилась – ростом она была где-то на полфута выше Аэльги – и неагрессивно осведомилась:
-Вы откуда и куда?
-Так мы тебе и доложимся, - скосился Угхурц. – Готмог объявил нас в розыск?
-Остынь, Аметист. Она не подназгульная, - глухо рыкнули сзади. Рука в латной перчатке легла на его арбалет и заставила опустить. Это был Гхарзум. Оттёрши озадаченного арбалетчика назад, он заговорил с гостьей: - почему ты такая загнанная? Кто тебя преследует?
-Никто, - задыхаясь, прохрипела она. – Я от них убежала…
-От них – от кого?
-Рохирримы! Двадцать… или тридцать… - у орчицы заплетался язык, она жестикулировала и смотрела перед собой, но не на Гхарзума, а на Аэльгу, - вроде неё! Кто она такая? Почему она с вами?!
-Информатор, - пояснил капитан. Аэльга хотела вмешаться, но передумала. Он был прав.
-Они всех поубивали! Всех нас, беженцев…
-Беженцев? Из Изенгарда? – спросил кто-то из уруков. Побросав свои дела, они последовали за капитаном и обступили пришелицу. Она нервозно перетаптывалась с ноги на ногу и покусывала губы.
-Да… нас было сорок семь, но ни одного солдата! Строители, инженеры, металлурги. Я воин, но в Изенгарде я работала толмачом! В день потопа мы смогли укрыться в горах, но потом решили выбраться из Рохана и к востоку от Врат напоролись на этих… мы их и пальцем не тронули, а они налетели и всех размазали! Целый эоред или как он там у них называется… и ещё… golug! Два эльфа и три тарка ехали за ними, как хвост. И один из них убил всех, кому удалось уйти от рохирримов, в том числе и моих последних соклановцев… - орчица сжала кулаки. Она была вне себя от злобы. – Но я не останусь в долгу! Я стырила у него кое-что, и оно приведёт меня к нему, - она вынула из-под лохматой жилетки что-то продолговатое, обёрнутое тряпицей, и размотала.
Урук-хаи отреагировали бурно. Кто-то свистнул, кто-то выругался. Маленькая самка из невиданного в здешних краях племени держала в руке не что иное, как эльфийский кинжал, полыхающий небесно-голубым светом. Когда его узрели все, она замотала его и убрала с глаз долой.
-Как тебя зовут? – что-то прикидывая в уме, Гхарзум явно замышлял грандиозно поменять планы.
-Гришмау. Из клана… нет больше моего клана.
-Если хочешь отомстить, идём с нами, - буднично предложил капитан. – Судя по описанию, это компашка, которая и у нас заноза в заднице. Они прутся в Изенгард, мы тоже. О рохирримах мы знаем, спасибо нашему информатору. Нам нужно успеть туда задолго до этих тарков, а не то они похозяйничают в Ортханке… вопрос: ты была на подземных ярусах? Хотя бы на минус шестом.
-На минус пятом, в логове у спецврачей. Порезали меня, - орчица отогнула ремешок штанов и показала два тонких беловатых шрама возле выпирающих тазовых костей. Аэльга вылупила глаза, не понимая ни слова. Кто такие спецврачи, почему они порезали Гришмау и почему она рассказывает об этом не с содроганием, а с гордостью, как Угхурц о «квадратах»?!
-Значит, пригодишься нам. Идём, - Гхарзум огласил предложение ещё раз, настойчивее, - считай, что кинжал твоего эльфа ведёт тебя к нему. Грех просрать такой уникальный шанс!
-М-да, грех, - Гришмау почесала выбритый висок, - эх, лады! Проберёмся потайными ходами. Они в лесу… ссыкотно, но выбор негуст. Энты все в Изенгарде, в лесу если кто и есть, то только хуорны…
-А из них мы салатец приготовим, - заржал Шрахаг. – Правда, Ашнарг?
Грянул дружный громовой гогот, не удержалась и Аэльга. Оптимизм, как-никак, сильное оружие.
------------------------------------------------------------
Golug - по-орочьи "эльф",
Тарк - от вестронского Tarkil, так орки называют людей из Гондора.

[Evillight]

Кроны высоких столбообразных деревьев плотно смыкались вверху, переплетаясь в сплошной буро-зелёный навес. Призрачные лунные лучи кое-где просачивались между листьями и вертикально падали на толстый ковёр мха. Гхарзум и беженка перешёптывались, осторожно прокладывая путь, остальные орки молча брели с мечами наготове и с опаской вглядывались в тени. За те несколько часов, что они пробирались через дремучий, но не дремлющий ночной Фангорн, Аэльга в полной мере ощутила его хмурую, гнетущую атмосферу, но рядом был Угхурц и это помогало сохранять самообладание.
-Как вы убежали от хуорнов? – ни с того ни с сего спросила она. Защитники крепости, наблюдавшие финал битвы, говорили, что лес заполонил всю падь, и удивлялись количеству выживших изенгардцев.
-Ни на фунт не втупляю, - честно признался урук-хай, - меня же вырубило. Капитан сказал, что многих выручило огниво. Жгли шмотьё, сапоги, портянки… и отмахивались.
-А они разумны? Я читала, что энтов они слушаются, как бобики, но для этого разум не нужен.
-Верно, - подтвердил Угхурц, - эти твари безмозглы в прямом и переносном смысле, и поэтому они не боятся ничего, кроме огня. Моё огниво при мне, - похлопал он свой карман, - очень полезная штука, самая важная деталь в моей задумке. Ты уже знаешь, что мне в голову взбрело?
-Знаю-знаю, взрывной арбалет, - хихикнула девушка. Она вспомнила, как он вдохновлённо теоретизировал, пока она валялась в полуобмороке, и нашла, что не прочь выпытать об этом поподробнее.
-Ну, по сути, это будет уже не арбалет, а…
-Заткнитесь! – шикнул Гхарзум.
В этом был резон, и беседу пришлось отложить. Они мимолётно улыбнулись друг другу. До Угхурца дошло, что Аэльга хотела как-то прогнать неизбежную тревогу, и он взял её за руку. Горячие пальцы сомкнулись вокруг ледяных, и плохие переживания отступили… но ненадолго.
Спустя полчаса, когда отряд наконец добрался до подножий гор, окружавших Нан-Курунир, у одной из речушек уруки учуяли что-то вонючее, и тут Гришмау, вздрогнув, всех остановила. На покатых прибрежных камнях громоздилось странное скрюченное деревце, и, в отличие от соседних, неподвижных, оно колыхалось, словно дышало. Омываемые водой корни лениво, по-змеиному извивались, а покрытые зубчатой листвой ветки, как выяснилось при внимательном рассмотрении, были не просто скрючены, а жадно обхватывали труп орка. Это был хуорн и он переваривал пищу – из бесчисленных круглых дырок в сероватой коре высовывались тонкие белёсые липкие жгутья, глубоко вонзившиеся в изуродованную, разъеденную, разжиженную плоть. Бедолага был мёртв уже дня четыре, но казалось, что, попавшись, он был жив ещё по меньшей мере сутки и всё чувствовал.
Аэльга побелела и попятилась. Заглушив рвотный позыв, она поборола дурноту, но отвернулась от зрелища и вцепилась в Угхурца, как ребёнок. Бурзлук хлёстко матюгнулся и достал огниво.
-Не вздумай! – прикрикнула Гришмау. – Он всех нас перецарапает, пока подохнет, а это паралич.
-Навсегда? – опешил урук. – Противоядия нет?..
-Часов на восемь, а противоядие внутри тебя. Это злость, малыш. Она извека спасает нам жизнь в таких переделках, - орчица обнажила зубы, как рысь. – Чем ты злее, тем скорее встанешь на ножки, но экспериментировать мы не будем. Пройдём мимо, он сытый и ему на нас похер.
Так они и сделали. Хуорн не удостоил их вниманием, однако напрасно было мечтать, что на сухих кручах, куда они карабкались во второй половине ночи, хищная зелень не растёт. Гришмау неплохо знала Фангорн и обещала, что за час-два до рассвета они достигнут входа в тайный тоннель, ведущий прямиком в изенгардские подземелья, но знакомая тропа, которая должна была закончиться под скалистым склоном, упиралась… в кустистый склон. Как и прежде, был полный штиль и нормальные деревья вели себя как деревья, тогда как флора, облепившая косогор, еле различимо покачивалась.
-Морготовы трусы! – вырвалось у проводницы.
Хуорны сгрудились прямо на подъёме, обвив корнями каменистые уступы и образовав рощицу, так, что пещеру за ними было абсолютно не видно. Слишком иллюстративно для случайного совпадения.
-Какие идеи, капитан? – вопросительно глянула Нарбакх на Гхарзума. Тот насупился, размышляя.
-Буром ломиться нельзя, - констатировал он. – Аметист, порох ещё есть?
-Мало, - ответил Угхурц. – Лучше подпалить сухостой. Без ветра серьёзного пожара не получится, но дым тоже сойдёт. Они хотя бы оттуда слезут… если им не приказано стоять насмерть.
-Приступайте!
Две стрелы, обвязанные подожжённой ветошью, одновременно посеяли пламя справа и слева от сбившихся в кучу хуорнов, и высохший молодой дубняк мгновенно вспыхнул. Орки отошли назад и попрятались за деревья, которым можно было доверять. Признаки недовольства ходячие растения выказали буквально сразу же. Поскрипывая и издавая жутковатое мычание (как? ртов-то у них нет!), они завертелись и замахали отростками, но с насиженных мест не стронулись.
-Так я и знал, бобики при исполнении, - проворчал Угхурц. – Подбодрить их?
-Давай, - оскалился Гхарзум.
Ещё одна горящая стрела взвилась в воздух и, упав в самую гущу хуорнов, заставила их затрещать, закряхтеть и таки повиноваться инстинкту бегства. Перебирая гибкими корнями, как щупальцами, они стали быстро расползаться – подобным аллюром гуляют каракатицы по речному дну – и освободили склон. У Аэльги, с трудом представлявшей себе столь подвижную растительность, отвисла челюсть.
-Живо на скалы! – вскричала Гришмау.
Проводница первая выпрыгнула из укрытия и ринулась вверх по валунам и булыжникам, уруки и роханка поторопились следом. Промедлить значило упустить момент. Хуорны всё ещё метались, натыкаясь на стволы дубов, но страх их был сиюминутен. Мелкота не выше кустика малины вся исчезла в чащобе, взрослые же вскоре опомнились и загудели, разгневанные тем, что их так дерзко одурачили… впрочем, до понимания было далеко. Еду и врагов они наверняка определяли по запаху, в чём, едва не пополнив их рацион, убедились бежавшие последними Канхтар и Наургул. Здоровенный хуорн величиной с садовую яблоню, тяжело ковылявший под покров леса, вдруг затормозил и растопырил перед ними свои разлапистые ветви. Встопорщились острые ядовитые колючки, длинные жгутья выпростались из-под коры и червеобразно задёргались в предвкушении трапезы. Урук-хаи не растерялись и отпрянули, но у них не хватило бы времени на манёвр, если бы не возникшая в поле зрения Аэльга.
Внезапно соскочив со склона и пожертвовав безопасностью, девушка встала между ними и верной гибелью, и хуорн подался назад. Где-то на задворках ума вызрела вера, что она всё делает правильно, сотни сулящих паралич иголок внушили ей ужас, но не мысль о том, что сейчас он съест её, как росянка глупую мошку. Неуклюже споткнувшись, хуорн низко скрипнул и попытался её «обойти» и не задеть, но Канхтар и Наургул уже взбирались на утес, и она ненамного отстала от них.
-Огонь!!! – во всё лужёное горло проорал Гхарзум.
Огненные стрелы вмиг утыкали дерево-убийцу и оно превратилось в конвульсирующий живой факел, но орков более не волновала его судьба. Один за другим они протиснулись в узкий лаз пещеры, где бледный свет луны сменился кромешной тьмой, в которой Аэльга ослепла.
-Ёптить! – душевно выдала Канхтар. – Он к тебе не притронулся!
-Мы в долгу у рохирримки, - остолбенев, добавил Наургул.
Аэльга хотела сказать, что за ними нет долгов, но напрочь всё забыла, когда Угхурц её обнял, хотя точнее было бы сказать «сгрёб». Его когти слегка кольнули её спину, шею, кожу на голове, он ерошил её волосы, как шёрстку прильнувшего зверька. Так испуган он был впервые за всё их знакомство.
-Эллга… у тебя крыша поехала!
-Всё под контролем, я же знала, что делала, - сдавленно пропищала она и тоже обняла его. – Если энты не убивают людей, то и хуорнам запрещают. Я прикинула логически и воспользовалась этим.
-И тебе не совестно? – подпустила сарказма Гришмау. – Они вроде как за вас воюют. По закону жанра, светлая ристанийская дева должна очешуеть от содеянного и расплакаться.
-Ещё чего, - Аэльгу пробило на смех, - жанр не тот.
Неохотно оторвавшись от Угхурца, она наугад шагнула в темноту и обо что-то запнулась. Орчица красноречиво цыкнула языком, выудила из-за пазухи эльфийский кинжал и вручила ей, как свечу.
-С возвратом, - поставила она условие, - а вообще надо бы передохнуть, хотя бы часика три. Дальше будет хуже, будут ямы, шкуродёры и прочие прелести. Нужны силы. В полулиге отсюда есть удобный грот с родником, так что я предлагаю поспешить, чтобы подольше поспать… если капитан не против.
-Не против, - вымученно отозвался Гхарзум, - сам задрюкан, как лошак.
Дальнейший путь до упомянутого грота Аэльга прошла, упоённо обсуждая с Угхурцем «взрывной арбалет» и не отпуская его руку. Сияния кинжала было достаточно, чтобы идти без посторонней помощи, но ей просто нравилось сладкое внутреннее чувство, пробуждаемое этим контактом. Чувство дома, которое никогда не проклёвывалось дома. Как бы ни скучала она по маме с папой, отрицать это было бессмысленно. Доводы из серии «ну он же орк!» ныне действовали с точностью до наоборот – он орк и она хочет с ним дружить назло всем, кто осудил бы её за это. «Взрывной арбалет», захвативший мечты Угхурца, постепенно зачаровывал и её. С каждым её вопросом и с каждым его ответом картинка прорисовывалась ярче, и по мере углубления в мелочи Аэльга всё больше и больше заражалась его фантазией. Никто и никогда не конструировал такого оружия, ни легендарный Феанор, создавший Сильмариллы, ни гномьи мастера, гораздые на баловство с механизмами, и особую притягательность устройству почему-то придавало именно то, что изобретал его орк.

[Adunithil anNair]

Evillight, только Вы в шапке добавьте, что текст не влез и продолжение в комментариях.

[Evillight]

Лодвальд был непреклонен. Его воины, два дня скакавшие без еды и почти без сна, всё чаще заговаривали о том, что поиски заведомо обречены на провал. Эти речи пресекались, он лишь иногда разрешал спутникам и их коням перевести дух и, обнаружив очередную урук-хайскую стоянку, был вознаграждён за упорство. Он вновь увидел отпечатки ботинок и босых ног Аэльги, наиболее отчётливые на берегу реки. О великий Бема, эти чудовища позволили ей помыться… после всего… Лодвальд яростно мотнул головой и проморгался. С новым зарядом решимости всадники преодолели вверх по Энтаве около сорока лиг и, когда на горизонте завиднелись лесистые предгорья, нашли последнюю стоянку, но далее все следы, даже орочьи, исчезали на твёрдой сухой почве. Глаза людей были бессильны, и только голодная измотанная собака поглядывала на запад, куда предположительно свернула банда.
-Они идут в Изенгард, - сделал вывод патрульный Хег.
-В Изенгард? Зачем?! – не поверил один из бойцов. – И зачем им тащить туда пленницу? Их норы и… плодилища… - вымолвил он с немеряным омерзением, - теперь под водой!
-Вот уж незнамо зачем, но идут через пустошь, - сказал Хег. – В Фангорн они ни ногой. Если мы будем придерживаться края леса, то вечером обязательно их нагоним.
-Тогда отставить разглагольство! – резюмировал Лодвальд. От постоянной скачки у него ныли бёдра и спина, но он игнорировал это и не подавал виду. – Крепитесь, друзья, я доплачу вам за свой счёт.
…Но реальность их жестоко обманула. За полдня, миновав западную оконечность Фангорна и чуть не загнав лошадей, они не встретили ни единого доказательства правоты Хега, да ещё и пёс закапризничал, скуля и подвывая. И это было далеко не самое плохое, что случилось с ними двадцатого марта.
-Стойте! – поднял руку Лодвальд, что-то впереди разглядев. – Мне не мерещится? Кто это?
В зелёной долине Врат, близ равнинного Изена, по горизонту с юга на север медленно перемещались какие-то тёмные точки. Воины пришпорили коней, настроившись на долгожданное сражение, но…
-Это люди, - сказал Хег, буравя взглядом степь, - тоже пятеро и все верхом. Расспросим их, сэр?
-Расспросим… и предостережём.
Странники вели себя так, будто давно ждали их. Приблизившись к ним, Лодвальд и его товарищи всё поняли – двое из этой компании оказались эльфами, а им нет равных в зоркости. Эльф и эльфийка со струящимися серебристыми волосами выглядели так статно и величаво на фоне невзрачных, непохожих на роханцев людей, что Лодвальд счёл их предводителями и ошибся.
-Приветствуем, - ровно проговорил один из людей, отделившись от группы. – Дежурный объезд?
-Уруков выслеживаем, - опустил этикет Лодвальд. – Свора с десяток рыл, прёт в Изенгард. У них девчонка, невысокая, белокурая. Вы, - обратился он к эльфам, - могли заметить их издалека.
Эльфы переглянулись, и чуткому Хегу в этом плавном жесте что-то очень не понравилось. Люди, между тем, подъехали ближе, и тот, что поздоровался, присмотрелся к нагрудным бляхам солдат:
-Второй ударный эоред Эдораса? Стрелковый батальон? – продемонстрировал он подозрительную для неместного эрудицию, а также знание армейских персоналий и недавних распоряжений: – Судари, вы должны быть не здесь, а на границах Восточной Марки. Неужто полковник Фрама не сообщил вам, что покидать заставы до конца месяца строжайше запрещено?
-Благополучие мирных граждан превыше формальностей, таков закон! Я сотник Лодвальд, со мной доверенные офицеры, и мы не намерены отчитываться перед иноземцами, не соизволившими назвать себя. Если не видели орков, так и скажите. Они похитили селянку, её жизнь висит на волоске!
-Какой избитый сюжет, - криво ухмыльнулся человек. – Мы не вчера родились. Возможно, полковник излишне носат, но ни грана не смыслит в шпионаже, а возможно, забывчив, и тогда мы его простим, но так или иначе по возвращении в Истфольд он кое-кого недосчитается.
Если сигнал к атаке и был, то распознали его лишь два «близнеца» за спиной главного. В Лодвальда полетел нож. Роханец заслонился щитом, сперва приняв нож за эльфийскую стрелу, но эльфы бездействовали, как бы растворившись в подрагивающей дымке позади людей, в то время как те, все трое, рассредоточились. Главный, чьи руки доселе покоились под накидкой, вынул их, и два ножа под разными углами устремились к своим целям – конским шеям… несчастные животные, никому не причинившие зла, повалились наземь, захлёбываясь кровью. Подмятые ими седоки, бывалые, испытанные служаки, за считанные секунды стали лёгкой добычей ещё одной пары ножей, которые метнули в них ловкие руки в перчатках. Это произошло так быстро, так безальтернативно, так в лоб, что Лодвальд икнул. Тело рефлекторно включилось в бой, отбивая натиск выхватившего шпагу противника, а голова, наполненная нехорошими догадками, запаздывала. Пал Хег, выпустив три стрелы мимо ускользающих врагов, пал сильнейший из пятёрки конник по имени Эодис, ухитрившийся вышибить одного из них из седла. Тот, по инерции кувыркнувшись в траве, бросил нож снизу, и миниатюрное лезвие пропороло горло жертвы насквозь. Когда всё было кончено, Лодвальд себя не узнал. У него выбили меч, он лишился скакуна и стоял перед чужаками, как голый. Где, где их выучили так искусно разделывать одоспешенных кавалеристов?! Но хуже всего было то, что его ужалили шпагой в правый бок, пониже подмышки, и правая рука необъяснимым образом повисла плетью.
-Как самочувствие? – рыбьи глаза блеснули ложной жалостью. – По твоим жилам растекается хуорнов яд. Он поражает мышцы. Через полчаса ты упадёшь замертво и будешь лежать наедине с болью и унижением, пока тебя насекомые не схарчат. Я бы тебя добил, но не привык милосердничать с хамами, ибо есть формальности превыше местечковых законов, и неуважение к ним наказуемо. Прощай.
Лодвальд был зол. В нём бушевала ненависть, пересилившая страх. Ненависть к своему простодушию, к циничной серой троице и остроухим чистюлям, невесть зачем связавшимся с этими бездушными людьми. Ему страстно хотелось возмездия, но правая рука не работала, а левая дрожала, как у пьяницы, да и высоких посланцев Гондора он уже не интересовал. Они подобрали ножи, напоследок кто-то из них застрелил осиротевшего пса, оборвав тоскливый вой, и они снова двинулись на север.
«Так нельзя!» – возопил голос чести. Был ещё способ, старый способ избежать позорного кошмара, а может быть, и смерти. Не дожидаясь полного паралича, Лодвальд снял с омертвевшей руки перчатку, закатал рукав и, взяв стрелу, прицельно пропорол наконечником артерию. Ноги подкосились, он повалился, где стоял, взор застилала мутная поволока, но кровь фонтанировала и уносила яд в землю.

[Evillight]

Будучи честна с собой, Аэльга поймала себя на том, что урук-хайский суржик больше не режет ей слух. Раньше её коробило, что изенгардцы вставляют в свою вестроно-орочью солянку слова из её родного рохиррика, но она притерпелась, так как они не ржали. Не пародировали роханскую речь, как это иногда «с юмором» делали гондорцы, а просто заимствовали удобные понятия. Девушка уже почти не боялась уруков; кроме Угхурца и Аангхаш с ней охотно общались четверо: обычно замкнутый Ашнарг, тронутый её сочувствием, Уфнарш и Бурзлук, умилённые её любовью к оружию, и Шрахаг, чьё детское дуракаваляние было вовсе не таким обидным, как казалось вначале. С другими общих тем пока не нашлось, но она не сомневалась, что найдётся – дело наживное. Никто не смотрел на неё волком, даже погружённый в раздумья Гхарзум. Он на неё порыкивал, если она плелась в хвосте, но исключительно потому, что уже считал её частью отряда, а это, как-никак, повод для гордости.
В предполуденные часы они вошли в пределы Нан-Курунира. В пещерном отнорке, где ничто не намекало на раскинувшийся снаружи живописный дол, никаких пределов не было, рубеж был отмечен знаком на указателе, и коридор выводил на поверхность. Аэльга, устав от тьмы и духоты, обрадовалась и выскочила навстречу солнцу, Гришмау неприязненно сощурилась.
Озеро. Широкое болотно-грязное озеро разливалось на весь город, прихватывая пространство по краям кольцевой стены. Три недели минуло с тех пор, как разрушили дамбу, но водопад, низвергавшийся в котловину, был всё ещё могуч, и в этом были свои плюсы. Например, то, что тела утопленников унесло течением. То тут, то там из илистой воды торчали остовы казарм, посередине одиноко возвышалась непобеждённая чёрная башня, а вокруг копошились, по камешкам разбирая стену, узловатые древоподобные фигуры. Это были энты, не хуорны, но и тех было много – шевелящаяся дубрава оккупировала подступы к крыльцу. Такой вид открывался на Изенгард с прилегавшей горы.
-Я видела Ортханк лишь на картинках в библиотечных книжках, - тихо шепнула Аэльга Угхурцу.
-У нас тоже была библиотека. Вон там, где четыре столбика, это она и есть. Хозяевами были кхандцы, целая семья книгочеев… Саруман их нанял, чтобы они преподавали нам письмо и точные науки.
-Вам? Вы в школе учились?!
-Учились, - эхом повторил Угхурц, уставившись в небо. – Невероятно? А это правда. Урук-хаи ранних поколений поголовно грамотны. И я учился, но окончил всего один класс, потому что я из поздних и мне не повезло. Война внесла коррективы. Хотя капитально не повезло, конечно, недоноскам.
-Кто это?
-Такие, как я и Канхтар, - встряла Нарбакх. В её голосе сквозила грусть, - пушечное мясо. Последнее поколение, самое многочисленное, но никчёмное – созрело всё, кроме мозгов.
-Ну, сейчас мы уже вполне «доноски», - секирщица хлопнула лучницу по плечу, - но зимой…
-Зимой был коллапс! – нежданно резко перебил её Гхарзум. – Саруман прознал, что нас планируют уничтожить как расу. Это мне Лурц сболтнул. Тоже недоносок, но исполнительный, часто в башне отирался. В общем, массовый кирдык учинить, «заранее и во избежание». Тут уж не до школы! Старик изменился, осунулся и истрепался весь. Неведомо, что за переговоры он вёл и с кем, но той стороне захотелось, чтобы нас не было. Именно тогда он, кстати, Рохан и Гондор возненавидел, благословив нас вкусить человечинки. Счёт шёл на дни, и ему ничего не осталось, кроме как выдернуть вас из… бля, не знаю, что это была за хрень… и выпнуть из дома под зад, чтобы вы жили, мозговитые вы мои!
-А война? Разве он вас не для войны сотворил? – у Аэльги не иссякали вопросы.
-До декабря я бы ответил «не только», - снизил тон вожак, - но это от нас не зависит. Мы орки. Ваши владыки никогда не смирятся с нашим существованием, даже если мы разоружимся и запоём «А Элберет Гилтониэль», чего мы, разумеется, делать не будем. Буэ! – сгримасничал он и сплюнул, самки рядом засмеялись. – Ладно, отдохнули и хватит, уже полдень.
Иного пути в подземелья, кроме как вплавь, не было в принципе, и, готовясь к неотвратимому, они спустились в низину. Под ногами зачвакало. Аэльгу пробрал холодок беспокойства. Она умела плавать, но нырять ей ещё не доводилось, хотя Гришмау заверила, что в ходах и кавернах этого громадного термитника полно воздушных карманов. Чтобы подойти к воде, пришлось пригибаться, а кое-где и корячиться ползком в кустах. Кусты могли быть не совсем кустами, но обошлось без сюрпризов – хуорны, от мала до велика, охраняли башню, а их древние пастыри, разумные и не плотоядные, были заняты стеной. Что не означало их безобидности. Ашнарг не сказал бы, что они добрее.
Когда долговязый кряжистый энт, усердно ломавший кусок стены, отколупнул сучковатыми ручищами каменный блок и понёс к затопленной пропасти, из заросшей ямы ярдах в пяти от него вылезла Гришмау. Она воровато осмотрелась, поманила за собой отряд, показав пальцем на уцелевший угол постройки на краю провала, и они начали бесшумно прыгать туда по раскрошенным блокам, благо накидано их кругом было великое множество. Энт маячил перед ними, как провожатый, но так и не узнал, кто следовал за ним по пятам и спрятался за руинами. В какой-то миг он исторг протяжное «ху-у-ум» и навис над ненадёжной преградой, и Аэльга перестала дышать. Ей ничто не угрожало, но думала она не о себе. Дыхание её возобновилось, когда энт отправился за новой ношей, но тут Гришмау ткнула её в бок, забрав кинжал и всучив верёвку, и она непонимающе замерла, прежде чем обвязаться ею и передать Илзграту. Так, в цепочке, они и нырнули, зажав носы, чтобы затонуть…
…И всплыть. Затонуть и снова всплыть, и так раз шесть, всё глубже и глубже, держась за верёвку и не сводя глаз с синего «светильника» в зубах орчицы. Это воистину был хаотически-извилистый термитник, забитый трупами, трупами и трупами, как змеиные кишки лягушатами. Орки, уруки, люди и звери, обезображенные разложением, были повсюду. Аэльга не поддавалась приступу ужаса лишь потому, что другие звенья цепочки в своё время изучили эти закоулки вдоль и поперёк и плыли очень целеустремлённо. Скопившегося под потолками воздуха и впрямь было немало, и только последний заплыв, через просторную полукруглую залу, растянулся на две минуты агонии.
Аэльгу вытащили из воды за верёвку, как ведро из колодца, и она согнулась вдвое. Она тряслась и кашляла, пока её не отвязали, придав стоячее положение. Угхурц был не в лучшем состоянии, но постучал её по спине и ей полегчало. Он снова обнимал её, как после фокуса с хуорном.
-Мы в Ортханке?! – просипела она. Мысль морозила и обжигала. Это Изенгард! Она в Изенгарде!
-В фундаменте, но уже на месте, - откликнулась Гришмау, осветив кинжалом помещение, имевшее форму плоского колокола. – Всё, малыши, берите инициативу… эй, инициативу, а не фонарь!
Но для Гхарзума это были синонимы.

TBC!
Прода уже пишется.

[Evillight]

Mirimani, сделано.