hyalma.livejournal.com/36853.html
"Последний Король", автор - Nilcamiel, если кто знает польский, там у переводчика в ЖЖ есть еще ссылка на оригинал.
читать дальше
"На самом деле он восхищался Эарнуром. Как Финголфин мог сражаться с Морготом, а унижаемый Хурин - оказывать ему сопротивление? Как отважился Ар-Фаразон разговаривать с Неприятелем на равных, а Исильдур - поднять на него меч? Как решился Король выехать на поединок с самим Чернокнижником? Где находили они отвагу, которой будут удивляться до конца времен? Что заставило их сделать то, что они сделали? Что они видели, умирая?.."
Перевела еще один польский фанфик, оригинал здесь. Автор - Nilcamiel.
Попытка разобраться, почему Эарнур принял вызов, каким был первый Правящий Наместник, и как отразилась эта история в потомках десять веков спустя.
ПОСЛЕДНИЙ КОРОЛЬ
- Эарнур! - крикнул я королю, который склонился над пустым катафалком в Последнем Доме Королей. - Обдумай всё еще раз!
- Мне нечего обдумывать, дорогой мой Наместник. Нечего! Либо я и моя честь, либо позор до конца моих дней и победа Врага.
- Победа? Ее одержишь ты, если не будешь слушать лживых речей Чернокнижника. Эарнур, умоляю, хоть раз выслушай!
- Я уже досыта тебя наслушался, Мардил!..
Король застыл, опираясь о катафалк руками. Наконец он выпрямился во весь свой внушительный рост, снял с головы крылатую корону и положил ее на холодный камень. С этой минуты решение было принято и отмене не подлежало.
Мардил на несколько минут задумался, затем вычеркнул последнюю часть предложения.
- Корону я оставляю здесь и поручаю ее твоим заботам, Наместник, - на случай, если я не вернусь. Отныне ты отвечаешь за безопасность короны и страны. Правь от моего имени, но не забывай, что твой трон стоит ниже королевского, который будет ждать возвращения владыки.
Я отослал прислугу, чтобы поговорить наедине...
И снова Мардил вычеркнул последнее предложение.
- Эарнур, подумай всё же. Нельзя допустить, чтобы ты не вернулся. Ты единственный наследник Анариона, еще ступающий по земле. Ты не можешь позволить неприятелю покончить с тобой таким образом - своей собственной рукой.
- Ты умоляешь? - Король смерил меня взглядом, спускаясь с возвышения, на котором стоял катафалк. Его шаги отдавались эхом в Усыпальнице Королей. - Другого выхода нет - нужно принять вызов. Иначе я не смогу снова надеть корону...
Мардил занес перо, чтобы внести очередные поправки, но остановился. Не было смысла вычеркивать это предложение, ибо это означало бы вычеркнуть и все воспоминания. Он должен был решить - либо писать правдивый рассказ о событиях, либо создавать версию, приемлемую для хроник, где описываются не настоящие короли, а герои, подобные холодным статуям в Большой Зале.
Он должен был подумать, как и что можно описывать. И что делать потом - как устроить, чтобы его записи не стали доступны непрошеным читателям.
Мардил задумался, застыв с пером в руке. Воск медленно капал с библиотечного светильника на подставку, предохраняющую книги от загрязнения. Снаружи, за закрытыми ставнями и каменными стенами Большой Библиотеки шла своим чередом повседневная жизнь Цитадели. Отголоски этой жизни проникали и внутрь, причудливо сочетаясь с мертвым покоем пыльных собраний и неровным огнем светильника на столе.
Пять лет тому назад пришел очередной вызов. Под стены Минас Тирита приехал тяжело вооруженный всадник, одетый в черное. За ним следовали двое солдат с Фортов, а может, из Осгилиата. Он вызвал Короля. Когда тот появился у зубцов Великих Ворот, посланец передал вызов от Чернокнижника. "Померься со мной силой, либо выкажи себя немощным старцем". Мардил подозревал, что вызов был гораздо более цветистым, но один солдат держался за рукоять меча, а другой за древко копья. Слуга Минас Моргула правильно истолковал эти жесты и, отрапортовав на языке Мордора, поехал прочь, сопровождаемый двумя гондорцами.
Всех поразило, как воспринял это Эарнур - сперва он побледнел так, что цвет его лица слился с белизной седых волос, потом наморщил лоб, раздул ноздри и впал в ярость.
Разумеется, Мардил не мог написать этого в официальной хронике. Он не мог написать, что Король бывал непредсказуем. Да и нельзя было этого выразить сухим, скупым языком историков прошлого, которому и по сей день обучают молодых летописцев. Случалось, что во время совещания Король неожиданно вскакивал, опрокидывал стул и бил кулаком по столу до тех пор, пока не воцарялась мертвая тишина. Затем объявлял, что не согласен с предложенными решениями, и потому совещание прерывается на неопределенное время.
Иногда он целый день ходил мрачнее тучи и огрызался на каждого, кто попадался ему под руку. В такое время только Мардил, хладнокровный в силу многолетней привычки, мог приблизиться к Королю. Нет, не стоило писать, что порой Эарнур напоминал ему уличную актрису с нарисованными морщинами и фальшивым крючковатым носом, старательно изображающую зловредную королеву Берутиэль.
Не были редкостью и неожиданные вспышки гнева по поводу самых ничтожных пустяков. Наместник всегда помнил об этом - ибо внезапное раздражение Короля, а также дрожание мускула на его лице, погрубевший голос, беспокойные жесты предупреждали Мардила о надвигающейся грозе.
Нельзя сказать, что Эарнур был неуравновешенным. Да, порой гордость затмевала ему рассудок, и нельзя отрицать, что Король весьма большое значение придавал собственному происхождению, но он не был плохим королем. Прислушивался к мнению других, внушал уважение... порой обескураживал.
Мардил не мог написать всего этого в хрониках королевства не только потому, что подобные описания несовместимы с безупречным образом короля, который должен остаться в истории. Эарнур был последним в королевской династии и не оставил наследника - и потому будет выглядеть безответственным в глазах потомков. А Мардил полагал, что раз уж ему не удалось удержать Короля от безумного поступка, нужно хотя бы почтить его память. Ибо уже было известно, что Король никогда не вернется, хотя домыслов о его дальнейшей судьбе бродило множество. Мардил всегда притворялся, что не слышит рассказов об ужасных пытках, которым подвергают узников Моргула, о вечной муке, царящей в башне, что возвышается над долиной ядовитых цветов...
Должно быть, Чернокнижнику наконец удалось одолеть его, ибо Король стоит на коленях, склонив голову, посреди дороги, ведущей к башне с бледно светящимися стенами. Его правое плечо раздроблено. Меч лежит перед ним на пыльной земле, лезвие потемнело. Вокруг изрубленные тела самых отважных рыцарей Гондора. Над ними высится некто темнее ночи, в зеленоватом от древности шлеме, с мечом в руке, одетой в броню. Король знает, что уже не встанет. Он смежает веки и видит всё, чего больше никогда не увидит - зеленые долины рек Эред Нимрайс, обширное русло Андуина, степи Каленардона, цветущее Белое Древо на Площади Фонтана... Образ за образом проходит перед его глазами, и наконец возникает побережье острова, напоминающего по форме пятиконечную звезду и высокие стройные башни в свете солнца. Но через мгновение сияние острова меркнет, сменяясь мертвенным свечением Моргула.
Перо задрожало в руке Мардила. Он видел это столько раз... Но он не знал, то ли это мешанина слухов и домыслов, то ли смутный бред его усталого рассудка, то ли проблеск правды о том, что случилось под Минас Моргулом.
На самом деле он восхищался Эарнуром. Как Финголфин мог сражаться с Морготом, а унижаемый Хурин - оказывать ему сопротивление? Как отважился Ар-Фаразон разговаривать с Неприятелем на равных, а Исильдур - поднять на него меч? Как решился Король выехать на поединок с самим Чернокнижником? Где находили они отвагу, которой будут удивляться до конца времен? Что заставило их сделать то, что они сделали? Что они видели, умирая?..
Мардил вспоминал их прощание на Площади Фонтана. Король поднял руку и сорвал цветок с ветви Белого Древа. Он один был настолько высок, что мог до нее дотянуться. При этом громыхнули латы, которые его прапрадед, брат Нармакила II, великий воин, приказал выковать из старой митриловой брони. Древние, но до блеска начищенные доспехи выглядели на наследнике Аркириаса так, как если бы были выкованы по его мерке.
Он заткнул сорванный цветок за крыло шлема.
- Пришла пора прощаться, но будем надеяться на скорую встречу.
- Не хочу искушать судьбу, - ответил я тихо, чтобы ни слуги, ни кто-либо из готовящихся к выезду солдат не услышал доверительного разговора, - и потому не буду бросать на ветер слов сомнения. Но знай, что моя вера в твое возвращение, Эарнур... очень слаба.
Эарнур резко тряхнул головой, как если бы хотел снова "воззвать к моему здравому смыслу" резкими, солдатскими, злыми словами. Но не сделал этого. Он наклонил голову и дотронулся голой рукой, без рукавицы, цветка за крылом шлема. Я знал этого человека всю свою жизнь, ибо мой отец служил его отцу, и я с семи лет ходил за Эарнуром как тень. Я сотни раз переживал вместе с ним печали и радости и умел угадывать, о чем он думает. Сейчас он размышлял, правильно ли поступает.
- Главное, что другие в меня верят - сказал он наконец, подняв глаза, твердые, как закаленная сталь. - Это должно придать мне силы. Теперь уже поздно отступать. Да помогут тебе Валар, Мардил, когда будешь держать в руке судьбу моей страны.
- Я бы лучше попросил их уберечь тебя. Их помощь тебе нужнее. Пусть луна проводит вас туда, куда не достигает солнце.
- К Башне Восходящей Луны, - усмехнулся Эарнур почти по-мальчишески, несмотря на седые волосы, выбивающиеся из-под шлема и морщины, которые резко обозначились на упрямом лице. - До встречи, друг.
Мы обнялись - рыцарь в громыхающих доспехах и шлеме, увенчанном цветком, и придворный в темносиних одеждах чиновника, с измятым свитком, заткнутым за пояс. Именно это символизировало передачу власти - не королевский перстень с печатью, не скипетр, корона или другие атрибуты, а обычное дружеское объятие.
Ведь я проводил с ним больше времени, чем с своей собственной женой, а мой сын долгое время служил при нем адъютантом и входит в Королевский Совет. Я знал его лучше, чем кто бы то ни было, за исключением разве что его отца, на которого он, впрочем, не слишком похож. Я отказывался считать его "не более, чем воином", ибо питал к нему глубокое уважение - в нем сильно чувствовалась нуменорская кровь - но причины называть его так были. Королевские обязанности и командование войском поглощали его без остатка. Он не хотел даже думать о том, чтобы поискать себе жену среди гондорских аристократок, и терпеть не мог совещания, если они не касались военных дел. Он был вспыльчив и непредсказуем - черты, нежелательные для властителя. Их так и не удалось искоренить - таким он остался до конца. Порой, когда он в бешенстве метался по своему кабинету, он напоминал властолюбивого короля древнего Запада, грозящего звездам кулаком. Иногда, сгорбившись на своем троне, подпирая висок ладонью, он выглядел так, будто страстно желал избавиться от мучительных церемониалов и поскакать во главе маленького отряда на север или на юг, так, чтобы ветер в ушах свистел.
Несмотря на мнимую открытость, он соблюдал дистанцию со всеми, за исключением своего двоюродного брата, будущего властителя Лебеннина, нескольких военачальников из Совета, меня и моего сына. Для меня у подножия ступеней, ведущих к королевскому трону, он поставил кресло из черного мрамора - "простое, скромное - совершенно как мой Наместник", говорил он. Будто бы предвидел, что никому уж не придется более сидеть на троне под изображением Белого Древа. Может быть, он предвидел свою судьбу. В таком случае, что заставило его все же ответить на вызов?
Мардил вспоминал последний поход Короля. По дороге до Великих Ворот его сопровождал весь двор и тысячи людей Города. Он воодушевил их всех - как воодушевлял своих людей ринуться в бой на Севере. Они верили в него. С каждым триумфальным выкриком Эарнур еще больше выпрямлялся в седле. С каждым шагом его боевого коня Мардил все более убеждался, что необходимо еще раз созвать Совет и удержать Эарнура от безумства, вернуть его к повседневной рутине, отвлечь его мысли от палантира в Минас Итиль и якобы попранной чести, лишь бы только... заботился о Гондоре.
Перо Наместника снова заскрипело по пергаменту.
Я знал, что было причиной этого безумства: великая, неукротимая ярость, которая искала хоть какого-нибудь выхода. Гордость и чувство собственного достоинства у Эарнура были попросту слишком велики, чтобы смочь обуздать эту ярость и сохранить при этом способность хладнокровно рассуждать. Единственным выходом было отреагировать немедленно - то есть, принять вызов.
В сущности, я не должен считать это безумством. Я понимаю, что Эарнур был не взбалмошным старцем, а просто человеком, который до преклонных лет сохранил свой изначальный характер, непостижимый для тех, кто не обладает горячим темпераментом.
Мардил помнил, что не успел в последнюю минуту подойти к Эарнуру. Король быстро отвернулся, поймав его взгляд. Тут же пришпорил коня, отдал приказ выезжать, еще что-то крикнул, но его слова заглушил сигнал серебряных труб с Белой Башни.
Ровно пять лет тому назад эта безумная гордость побудила Короля отправиться в долину Моргула. Человека, который, что бы о нем ни говорили, превратил Минас Анор в Минас Тирит, и привел Город к расцвету, а потом ушел, чтобы никогда более не вернуться.
Через несколько месяцев ожидания, на собрании Королевского Совета я не позволил вывесить черный, траурный флаг - Повелитель Моргула не должен был торжествовать победу. Потому знамена, развевающиеся на Белой Башне, чисты и белоснежны. Во дворце же покои Эарнура по моему приказу остались нетронутыми - такими же, как и в день принятия вызова. Некоторые комнаты - тщательно прибраными, некоторые - в страшнейшем беспорядке.
Когда сгинул Последний Король, Нимлот перестала плодоносить. Она продолжает цвести, и цветет пышно, но цветы опадают, а на их месте не появляются завязи плодов.
В Большой Зале, слева от черного трона Наместника, осталась пустая ниша. Чтобы ее заполнить, я прикажу изваять мраморную статую Эарнура. Я знаю, что он поступил бы так же, если бы его мысли не были заняты вызовом, полученным от Неприятеля. Но в то же время я знаю, что это изваяние будет таким же, как и те, оставшиеся в Башне, - надменным, холодным и мертвым. Совершенно таким же, как короли с иллюстраций к историческим хроникам, что пылятся на полках в этой комнате.
Мардил в последний раз окунул перо в чернила и поставил на пергаменте свою подпись.
Мардил Воронвэ.
Затем он посыпал свиток песком и вложил его между кожаными обложками тетради, содержащей недавно приведенные в порядок записи о годах правления Последнего Короля. Запер ее железной застежкой. И убрал в надежное место. Еще немного он постоял у полки, сгорбленный, теребя седеющую бороду. Он был не похож на властителя. Скорее на библиотекаря. И не чувствовал себя Правящим Наместником. Он ведь правил только временно... в ожидании Короля.
************
- Запереть Покои Мардила, мой господин?
- Нет, оставь двери открытыми.
Хранитель Библиотеки поклонился и отошел, - наверное присмотреть, чтобы вышедший минуту назад мальчик плотно закрыл большие ворота Библиотеки Минас Тирита.
Денетор захлопнул за собой двери комнаты, называемой Покоем Мардила, по имени Наместника, сделавшего ее своим кабинетом, и собравшего бОльшую часть находящихся здесь фолиантов и рассыпающихся от старости свитков. Чтобы пользоваться ими, необходимо было иметь специальное разрешение самого Наместника. Однако Хранитель Библиотеки подозрительно поглядывал на всех посетителей, не исключая и тех, которые имели это письменное позволение. Он неохотно расставался с ключами даже на минуту, необходимую для того, чтобы открыть замок Покоя. Окна Покоя были завешены тяжелыми от пыли портьерами и частично заставлены полками. Мрак пронизывала одна-единственная свеча, стоящая на столе, заваленном бумагами, книгами и свитками. Денетор поморщился при мысли, что его сын портил себе глаза таким скудным освещением, делая домашнюю работу, заданную учителем истории. Исключительно из-за этой работы сын получил разрешение войти в Покои Мардила. Денетор достаточно доверял ему, чтобы впустить сюда мальчика одного. Фарамир отправился в Библиотеку рано и до сих пор не вернулся, хоть уже вечерело, - поэтому Денетор, собиравшийся заодно разыскать старые карты Севера, решил посмотреть, как тот справляется с заданием. Ему не хотелось посылать слугу на поиски, требующие хорошего знания собраний Большой Библиотеки, а также аккуратного обращения со старыми пергаментами.
Он уселся на скрипящий от старости стул, сиденье которого было еще теплым - сын только что ушел. Наместник со стыдом вспомнил, как много, много лет тому назад, будучи чуть старше Фарамира, он пододвинул к себе этот стул так резко, что тот развалился на куски. Память, хотя и подавленная тяжестью текущих государственных дел и обязанностей, сохранила образ рассерженного Эхтелиона, который громогласно и сурово возмущался порчей мебели в Большой Библиотеке.
Предыдущий Наместник не привык часто сиживать в душных каменных помещениях. Любил открытые пространства, а особенно Палаты Врачевания и лавочки на Площади Фонтана, к которым был как-то особенно привязан. Денетор же терпеть не мог пребывания под палящими лучами солнца или на влажном ветерке от Фонтана. Кроме того, вид узловатого от старости, сухого Белого Древа вызывал у него какое-то неприятное чувство - нечто среднее между огорчением и уязвленным честолюбием.
Он отложил в сторону написанную ровным почерком работу о влиянии завоеваний Хьярмендакила на развитие культуры в стране - Фарамир оставил пергамент на столе, спеша на занятия фехтованием. С удивлением Денетор обнаружил, что под работой о Хьярмендакиле лежала нарядная тетрадь, судя по виду, весьма старинная. Поспешно открыл первую страницу - это была тетрадь Мардила, первого Правящего Наместника.
Сначала его охватил гнев, что сын рылся в материалах, которые не должен был брать без спросу. Но затем подумал, что сам ведь впустил сюда мальчика, и, следовательно, сам отвечал за действия малолетнего Фарамира.
Денетор помнил, что когда сам был в возрасте своего младшего сына и учился истории - у занудного старичка-учителя, а иногда у собственного отца, Эхтелиона, - то судьба Эарнура вызывала у него какое-то неприятное беспокойство. Для незрелого ума вся линия властителей представляла собой длинное, хотя и строго упорядоченное генеалогическое древо, на ветвях которого все предки дисциплинированно заполняли предназначенные им места, с точными датами смерти и указанием места гробницы на Рат Динен. Эарнур нарушал этот порядок. Не было ни даты его смерти, ни места захоронения. Предназначенную ему нишу в Усыпальнице Королей занимала одна лишь корона, к которой не прикасались в течение многих веков. Ее всегда стерегли двое воинов - стоя на страже, называемой не без причины мертвой, ибо она совершалась меж гробниц, на Улице Молчания.
Не было никаких сведений о дальнейшей судьбе Эарнура, о его смерти. Пустая страница в хронике. Молодому Денетору трудно было это уяснить себе. Эарнур казался ему воплощением хаоса, и Денетор, хоть это и было наивно, начал ненавидеть его - за недостаток рассудительности, за глупую, ненужную отвагу, - хотя и понимал, что без него не возник бы род Правящих Наместников. А теперь у Денетора был сын, который, будучи еще мальцом, при всех придворных советниках спросил, почему его отец не сидит на самом высоком троне. Денетор тогда растерялся, - а до тех пор это случалось с ним всего дважды.
Первый раз, когда он осознал, что хоть и не имел брата, не был для своего отца любимым сыном.
Второй раз - когда этот любимый сын пригласил его жену танцевать на официальном балу.
Наместник отогнал от себя воспоминания и быстро пробежал глазами тетрадь Мардила, осторожно переворачивая страницы. Конечно, он читал это в молодости. Записи Мардила не только заполнили пробелы в его знаниях, но и научили очень важному умению - как сохранять спокойствие в любой ситуации, как брать на себя ответственность, как убеждать людей - словом, как быть Правителем. Мардил Воронвэ Верный был наилучшим примером для подражания. Рассказывая о Короле, он в то же время рассказывал и о себе самом. А беспощадности Денетор научился сам.
Сейчас он боялся лишь одного - что его сыновья примут слова Мардила слишком близко к сердцу. Они были в том возрасте, когда вспыльчивый Король кажется более достойным уважения, чем уравновешенный Наместник. В своем старшем сыне Денетор угадывал тот же темперамент и те же склонности. И он никак не мог позволить, чтобы сын повторил ошибки своего далекого, далекого предшественника. Денетор опасался этого чрезмерного сходства. И он содрогнулся, когда внизу страницы с сочинением Фарамира обнаружилась приписка "совсем как Боромир", торопливо накорябанная рукой взволнованного мальчика рядом с парой цитат из работы Мардила.
Денетор закрыл тетрадь и осторожно положил ее на место, ощущая, что держит в ладони целых десять столетий. Работу же Фарамира свернул и спрятал в карман. "Это отучит мальчика оставлять свои вещи в неподходящих местах", подумал он, как бы оправдываясь. Затем отыскал карты, нужные для дальнейшей работы, и вышел из Покоя Мардила. Закрывающиеся двери лязгнули как ворота Усыпальницы на Рат Динен.
Нет, он не должен допустить, чтобы на Улице Молчания встала еще одна мертвая стража.
"Последний Король", автор - Nilcamiel, если кто знает польский, там у переводчика в ЖЖ есть еще ссылка на оригинал.
читать дальше
"На самом деле он восхищался Эарнуром. Как Финголфин мог сражаться с Морготом, а унижаемый Хурин - оказывать ему сопротивление? Как отважился Ар-Фаразон разговаривать с Неприятелем на равных, а Исильдур - поднять на него меч? Как решился Король выехать на поединок с самим Чернокнижником? Где находили они отвагу, которой будут удивляться до конца времен? Что заставило их сделать то, что они сделали? Что они видели, умирая?.."
Перевела еще один польский фанфик, оригинал здесь. Автор - Nilcamiel.
Попытка разобраться, почему Эарнур принял вызов, каким был первый Правящий Наместник, и как отразилась эта история в потомках десять веков спустя.
ПОСЛЕДНИЙ КОРОЛЬ
- Эарнур! - крикнул я королю, который склонился над пустым катафалком в Последнем Доме Королей. - Обдумай всё еще раз!
- Мне нечего обдумывать, дорогой мой Наместник. Нечего! Либо я и моя честь, либо позор до конца моих дней и победа Врага.
- Победа? Ее одержишь ты, если не будешь слушать лживых речей Чернокнижника. Эарнур, умоляю, хоть раз выслушай!
- Я уже досыта тебя наслушался, Мардил!..
Король застыл, опираясь о катафалк руками. Наконец он выпрямился во весь свой внушительный рост, снял с головы крылатую корону и положил ее на холодный камень. С этой минуты решение было принято и отмене не подлежало.
Мардил на несколько минут задумался, затем вычеркнул последнюю часть предложения.
- Корону я оставляю здесь и поручаю ее твоим заботам, Наместник, - на случай, если я не вернусь. Отныне ты отвечаешь за безопасность короны и страны. Правь от моего имени, но не забывай, что твой трон стоит ниже королевского, который будет ждать возвращения владыки.
Я отослал прислугу, чтобы поговорить наедине...
И снова Мардил вычеркнул последнее предложение.
- Эарнур, подумай всё же. Нельзя допустить, чтобы ты не вернулся. Ты единственный наследник Анариона, еще ступающий по земле. Ты не можешь позволить неприятелю покончить с тобой таким образом - своей собственной рукой.
- Ты умоляешь? - Король смерил меня взглядом, спускаясь с возвышения, на котором стоял катафалк. Его шаги отдавались эхом в Усыпальнице Королей. - Другого выхода нет - нужно принять вызов. Иначе я не смогу снова надеть корону...
Мардил занес перо, чтобы внести очередные поправки, но остановился. Не было смысла вычеркивать это предложение, ибо это означало бы вычеркнуть и все воспоминания. Он должен был решить - либо писать правдивый рассказ о событиях, либо создавать версию, приемлемую для хроник, где описываются не настоящие короли, а герои, подобные холодным статуям в Большой Зале.
Он должен был подумать, как и что можно описывать. И что делать потом - как устроить, чтобы его записи не стали доступны непрошеным читателям.
Мардил задумался, застыв с пером в руке. Воск медленно капал с библиотечного светильника на подставку, предохраняющую книги от загрязнения. Снаружи, за закрытыми ставнями и каменными стенами Большой Библиотеки шла своим чередом повседневная жизнь Цитадели. Отголоски этой жизни проникали и внутрь, причудливо сочетаясь с мертвым покоем пыльных собраний и неровным огнем светильника на столе.
Пять лет тому назад пришел очередной вызов. Под стены Минас Тирита приехал тяжело вооруженный всадник, одетый в черное. За ним следовали двое солдат с Фортов, а может, из Осгилиата. Он вызвал Короля. Когда тот появился у зубцов Великих Ворот, посланец передал вызов от Чернокнижника. "Померься со мной силой, либо выкажи себя немощным старцем". Мардил подозревал, что вызов был гораздо более цветистым, но один солдат держался за рукоять меча, а другой за древко копья. Слуга Минас Моргула правильно истолковал эти жесты и, отрапортовав на языке Мордора, поехал прочь, сопровождаемый двумя гондорцами.
Всех поразило, как воспринял это Эарнур - сперва он побледнел так, что цвет его лица слился с белизной седых волос, потом наморщил лоб, раздул ноздри и впал в ярость.
Разумеется, Мардил не мог написать этого в официальной хронике. Он не мог написать, что Король бывал непредсказуем. Да и нельзя было этого выразить сухим, скупым языком историков прошлого, которому и по сей день обучают молодых летописцев. Случалось, что во время совещания Король неожиданно вскакивал, опрокидывал стул и бил кулаком по столу до тех пор, пока не воцарялась мертвая тишина. Затем объявлял, что не согласен с предложенными решениями, и потому совещание прерывается на неопределенное время.
Иногда он целый день ходил мрачнее тучи и огрызался на каждого, кто попадался ему под руку. В такое время только Мардил, хладнокровный в силу многолетней привычки, мог приблизиться к Королю. Нет, не стоило писать, что порой Эарнур напоминал ему уличную актрису с нарисованными морщинами и фальшивым крючковатым носом, старательно изображающую зловредную королеву Берутиэль.
Не были редкостью и неожиданные вспышки гнева по поводу самых ничтожных пустяков. Наместник всегда помнил об этом - ибо внезапное раздражение Короля, а также дрожание мускула на его лице, погрубевший голос, беспокойные жесты предупреждали Мардила о надвигающейся грозе.
Нельзя сказать, что Эарнур был неуравновешенным. Да, порой гордость затмевала ему рассудок, и нельзя отрицать, что Король весьма большое значение придавал собственному происхождению, но он не был плохим королем. Прислушивался к мнению других, внушал уважение... порой обескураживал.
Мардил не мог написать всего этого в хрониках королевства не только потому, что подобные описания несовместимы с безупречным образом короля, который должен остаться в истории. Эарнур был последним в королевской династии и не оставил наследника - и потому будет выглядеть безответственным в глазах потомков. А Мардил полагал, что раз уж ему не удалось удержать Короля от безумного поступка, нужно хотя бы почтить его память. Ибо уже было известно, что Король никогда не вернется, хотя домыслов о его дальнейшей судьбе бродило множество. Мардил всегда притворялся, что не слышит рассказов об ужасных пытках, которым подвергают узников Моргула, о вечной муке, царящей в башне, что возвышается над долиной ядовитых цветов...
Должно быть, Чернокнижнику наконец удалось одолеть его, ибо Король стоит на коленях, склонив голову, посреди дороги, ведущей к башне с бледно светящимися стенами. Его правое плечо раздроблено. Меч лежит перед ним на пыльной земле, лезвие потемнело. Вокруг изрубленные тела самых отважных рыцарей Гондора. Над ними высится некто темнее ночи, в зеленоватом от древности шлеме, с мечом в руке, одетой в броню. Король знает, что уже не встанет. Он смежает веки и видит всё, чего больше никогда не увидит - зеленые долины рек Эред Нимрайс, обширное русло Андуина, степи Каленардона, цветущее Белое Древо на Площади Фонтана... Образ за образом проходит перед его глазами, и наконец возникает побережье острова, напоминающего по форме пятиконечную звезду и высокие стройные башни в свете солнца. Но через мгновение сияние острова меркнет, сменяясь мертвенным свечением Моргула.
Перо задрожало в руке Мардила. Он видел это столько раз... Но он не знал, то ли это мешанина слухов и домыслов, то ли смутный бред его усталого рассудка, то ли проблеск правды о том, что случилось под Минас Моргулом.
На самом деле он восхищался Эарнуром. Как Финголфин мог сражаться с Морготом, а унижаемый Хурин - оказывать ему сопротивление? Как отважился Ар-Фаразон разговаривать с Неприятелем на равных, а Исильдур - поднять на него меч? Как решился Король выехать на поединок с самим Чернокнижником? Где находили они отвагу, которой будут удивляться до конца времен? Что заставило их сделать то, что они сделали? Что они видели, умирая?..
Мардил вспоминал их прощание на Площади Фонтана. Король поднял руку и сорвал цветок с ветви Белого Древа. Он один был настолько высок, что мог до нее дотянуться. При этом громыхнули латы, которые его прапрадед, брат Нармакила II, великий воин, приказал выковать из старой митриловой брони. Древние, но до блеска начищенные доспехи выглядели на наследнике Аркириаса так, как если бы были выкованы по его мерке.
Он заткнул сорванный цветок за крыло шлема.
- Пришла пора прощаться, но будем надеяться на скорую встречу.
- Не хочу искушать судьбу, - ответил я тихо, чтобы ни слуги, ни кто-либо из готовящихся к выезду солдат не услышал доверительного разговора, - и потому не буду бросать на ветер слов сомнения. Но знай, что моя вера в твое возвращение, Эарнур... очень слаба.
Эарнур резко тряхнул головой, как если бы хотел снова "воззвать к моему здравому смыслу" резкими, солдатскими, злыми словами. Но не сделал этого. Он наклонил голову и дотронулся голой рукой, без рукавицы, цветка за крылом шлема. Я знал этого человека всю свою жизнь, ибо мой отец служил его отцу, и я с семи лет ходил за Эарнуром как тень. Я сотни раз переживал вместе с ним печали и радости и умел угадывать, о чем он думает. Сейчас он размышлял, правильно ли поступает.
- Главное, что другие в меня верят - сказал он наконец, подняв глаза, твердые, как закаленная сталь. - Это должно придать мне силы. Теперь уже поздно отступать. Да помогут тебе Валар, Мардил, когда будешь держать в руке судьбу моей страны.
- Я бы лучше попросил их уберечь тебя. Их помощь тебе нужнее. Пусть луна проводит вас туда, куда не достигает солнце.
- К Башне Восходящей Луны, - усмехнулся Эарнур почти по-мальчишески, несмотря на седые волосы, выбивающиеся из-под шлема и морщины, которые резко обозначились на упрямом лице. - До встречи, друг.
Мы обнялись - рыцарь в громыхающих доспехах и шлеме, увенчанном цветком, и придворный в темносиних одеждах чиновника, с измятым свитком, заткнутым за пояс. Именно это символизировало передачу власти - не королевский перстень с печатью, не скипетр, корона или другие атрибуты, а обычное дружеское объятие.
Ведь я проводил с ним больше времени, чем с своей собственной женой, а мой сын долгое время служил при нем адъютантом и входит в Королевский Совет. Я знал его лучше, чем кто бы то ни было, за исключением разве что его отца, на которого он, впрочем, не слишком похож. Я отказывался считать его "не более, чем воином", ибо питал к нему глубокое уважение - в нем сильно чувствовалась нуменорская кровь - но причины называть его так были. Королевские обязанности и командование войском поглощали его без остатка. Он не хотел даже думать о том, чтобы поискать себе жену среди гондорских аристократок, и терпеть не мог совещания, если они не касались военных дел. Он был вспыльчив и непредсказуем - черты, нежелательные для властителя. Их так и не удалось искоренить - таким он остался до конца. Порой, когда он в бешенстве метался по своему кабинету, он напоминал властолюбивого короля древнего Запада, грозящего звездам кулаком. Иногда, сгорбившись на своем троне, подпирая висок ладонью, он выглядел так, будто страстно желал избавиться от мучительных церемониалов и поскакать во главе маленького отряда на север или на юг, так, чтобы ветер в ушах свистел.
Несмотря на мнимую открытость, он соблюдал дистанцию со всеми, за исключением своего двоюродного брата, будущего властителя Лебеннина, нескольких военачальников из Совета, меня и моего сына. Для меня у подножия ступеней, ведущих к королевскому трону, он поставил кресло из черного мрамора - "простое, скромное - совершенно как мой Наместник", говорил он. Будто бы предвидел, что никому уж не придется более сидеть на троне под изображением Белого Древа. Может быть, он предвидел свою судьбу. В таком случае, что заставило его все же ответить на вызов?
Мардил вспоминал последний поход Короля. По дороге до Великих Ворот его сопровождал весь двор и тысячи людей Города. Он воодушевил их всех - как воодушевлял своих людей ринуться в бой на Севере. Они верили в него. С каждым триумфальным выкриком Эарнур еще больше выпрямлялся в седле. С каждым шагом его боевого коня Мардил все более убеждался, что необходимо еще раз созвать Совет и удержать Эарнура от безумства, вернуть его к повседневной рутине, отвлечь его мысли от палантира в Минас Итиль и якобы попранной чести, лишь бы только... заботился о Гондоре.
Перо Наместника снова заскрипело по пергаменту.
Я знал, что было причиной этого безумства: великая, неукротимая ярость, которая искала хоть какого-нибудь выхода. Гордость и чувство собственного достоинства у Эарнура были попросту слишком велики, чтобы смочь обуздать эту ярость и сохранить при этом способность хладнокровно рассуждать. Единственным выходом было отреагировать немедленно - то есть, принять вызов.
В сущности, я не должен считать это безумством. Я понимаю, что Эарнур был не взбалмошным старцем, а просто человеком, который до преклонных лет сохранил свой изначальный характер, непостижимый для тех, кто не обладает горячим темпераментом.
Мардил помнил, что не успел в последнюю минуту подойти к Эарнуру. Король быстро отвернулся, поймав его взгляд. Тут же пришпорил коня, отдал приказ выезжать, еще что-то крикнул, но его слова заглушил сигнал серебряных труб с Белой Башни.
Ровно пять лет тому назад эта безумная гордость побудила Короля отправиться в долину Моргула. Человека, который, что бы о нем ни говорили, превратил Минас Анор в Минас Тирит, и привел Город к расцвету, а потом ушел, чтобы никогда более не вернуться.
Через несколько месяцев ожидания, на собрании Королевского Совета я не позволил вывесить черный, траурный флаг - Повелитель Моргула не должен был торжествовать победу. Потому знамена, развевающиеся на Белой Башне, чисты и белоснежны. Во дворце же покои Эарнура по моему приказу остались нетронутыми - такими же, как и в день принятия вызова. Некоторые комнаты - тщательно прибраными, некоторые - в страшнейшем беспорядке.
Когда сгинул Последний Король, Нимлот перестала плодоносить. Она продолжает цвести, и цветет пышно, но цветы опадают, а на их месте не появляются завязи плодов.
В Большой Зале, слева от черного трона Наместника, осталась пустая ниша. Чтобы ее заполнить, я прикажу изваять мраморную статую Эарнура. Я знаю, что он поступил бы так же, если бы его мысли не были заняты вызовом, полученным от Неприятеля. Но в то же время я знаю, что это изваяние будет таким же, как и те, оставшиеся в Башне, - надменным, холодным и мертвым. Совершенно таким же, как короли с иллюстраций к историческим хроникам, что пылятся на полках в этой комнате.
Мардил в последний раз окунул перо в чернила и поставил на пергаменте свою подпись.
Мардил Воронвэ.
Затем он посыпал свиток песком и вложил его между кожаными обложками тетради, содержащей недавно приведенные в порядок записи о годах правления Последнего Короля. Запер ее железной застежкой. И убрал в надежное место. Еще немного он постоял у полки, сгорбленный, теребя седеющую бороду. Он был не похож на властителя. Скорее на библиотекаря. И не чувствовал себя Правящим Наместником. Он ведь правил только временно... в ожидании Короля.
************
- Запереть Покои Мардила, мой господин?
- Нет, оставь двери открытыми.
Хранитель Библиотеки поклонился и отошел, - наверное присмотреть, чтобы вышедший минуту назад мальчик плотно закрыл большие ворота Библиотеки Минас Тирита.
Денетор захлопнул за собой двери комнаты, называемой Покоем Мардила, по имени Наместника, сделавшего ее своим кабинетом, и собравшего бОльшую часть находящихся здесь фолиантов и рассыпающихся от старости свитков. Чтобы пользоваться ими, необходимо было иметь специальное разрешение самого Наместника. Однако Хранитель Библиотеки подозрительно поглядывал на всех посетителей, не исключая и тех, которые имели это письменное позволение. Он неохотно расставался с ключами даже на минуту, необходимую для того, чтобы открыть замок Покоя. Окна Покоя были завешены тяжелыми от пыли портьерами и частично заставлены полками. Мрак пронизывала одна-единственная свеча, стоящая на столе, заваленном бумагами, книгами и свитками. Денетор поморщился при мысли, что его сын портил себе глаза таким скудным освещением, делая домашнюю работу, заданную учителем истории. Исключительно из-за этой работы сын получил разрешение войти в Покои Мардила. Денетор достаточно доверял ему, чтобы впустить сюда мальчика одного. Фарамир отправился в Библиотеку рано и до сих пор не вернулся, хоть уже вечерело, - поэтому Денетор, собиравшийся заодно разыскать старые карты Севера, решил посмотреть, как тот справляется с заданием. Ему не хотелось посылать слугу на поиски, требующие хорошего знания собраний Большой Библиотеки, а также аккуратного обращения со старыми пергаментами.
Он уселся на скрипящий от старости стул, сиденье которого было еще теплым - сын только что ушел. Наместник со стыдом вспомнил, как много, много лет тому назад, будучи чуть старше Фарамира, он пододвинул к себе этот стул так резко, что тот развалился на куски. Память, хотя и подавленная тяжестью текущих государственных дел и обязанностей, сохранила образ рассерженного Эхтелиона, который громогласно и сурово возмущался порчей мебели в Большой Библиотеке.
Предыдущий Наместник не привык часто сиживать в душных каменных помещениях. Любил открытые пространства, а особенно Палаты Врачевания и лавочки на Площади Фонтана, к которым был как-то особенно привязан. Денетор же терпеть не мог пребывания под палящими лучами солнца или на влажном ветерке от Фонтана. Кроме того, вид узловатого от старости, сухого Белого Древа вызывал у него какое-то неприятное чувство - нечто среднее между огорчением и уязвленным честолюбием.
Он отложил в сторону написанную ровным почерком работу о влиянии завоеваний Хьярмендакила на развитие культуры в стране - Фарамир оставил пергамент на столе, спеша на занятия фехтованием. С удивлением Денетор обнаружил, что под работой о Хьярмендакиле лежала нарядная тетрадь, судя по виду, весьма старинная. Поспешно открыл первую страницу - это была тетрадь Мардила, первого Правящего Наместника.
Сначала его охватил гнев, что сын рылся в материалах, которые не должен был брать без спросу. Но затем подумал, что сам ведь впустил сюда мальчика, и, следовательно, сам отвечал за действия малолетнего Фарамира.
Денетор помнил, что когда сам был в возрасте своего младшего сына и учился истории - у занудного старичка-учителя, а иногда у собственного отца, Эхтелиона, - то судьба Эарнура вызывала у него какое-то неприятное беспокойство. Для незрелого ума вся линия властителей представляла собой длинное, хотя и строго упорядоченное генеалогическое древо, на ветвях которого все предки дисциплинированно заполняли предназначенные им места, с точными датами смерти и указанием места гробницы на Рат Динен. Эарнур нарушал этот порядок. Не было ни даты его смерти, ни места захоронения. Предназначенную ему нишу в Усыпальнице Королей занимала одна лишь корона, к которой не прикасались в течение многих веков. Ее всегда стерегли двое воинов - стоя на страже, называемой не без причины мертвой, ибо она совершалась меж гробниц, на Улице Молчания.
Не было никаких сведений о дальнейшей судьбе Эарнура, о его смерти. Пустая страница в хронике. Молодому Денетору трудно было это уяснить себе. Эарнур казался ему воплощением хаоса, и Денетор, хоть это и было наивно, начал ненавидеть его - за недостаток рассудительности, за глупую, ненужную отвагу, - хотя и понимал, что без него не возник бы род Правящих Наместников. А теперь у Денетора был сын, который, будучи еще мальцом, при всех придворных советниках спросил, почему его отец не сидит на самом высоком троне. Денетор тогда растерялся, - а до тех пор это случалось с ним всего дважды.
Первый раз, когда он осознал, что хоть и не имел брата, не был для своего отца любимым сыном.
Второй раз - когда этот любимый сын пригласил его жену танцевать на официальном балу.
Наместник отогнал от себя воспоминания и быстро пробежал глазами тетрадь Мардила, осторожно переворачивая страницы. Конечно, он читал это в молодости. Записи Мардила не только заполнили пробелы в его знаниях, но и научили очень важному умению - как сохранять спокойствие в любой ситуации, как брать на себя ответственность, как убеждать людей - словом, как быть Правителем. Мардил Воронвэ Верный был наилучшим примером для подражания. Рассказывая о Короле, он в то же время рассказывал и о себе самом. А беспощадности Денетор научился сам.
Сейчас он боялся лишь одного - что его сыновья примут слова Мардила слишком близко к сердцу. Они были в том возрасте, когда вспыльчивый Король кажется более достойным уважения, чем уравновешенный Наместник. В своем старшем сыне Денетор угадывал тот же темперамент и те же склонности. И он никак не мог позволить, чтобы сын повторил ошибки своего далекого, далекого предшественника. Денетор опасался этого чрезмерного сходства. И он содрогнулся, когда внизу страницы с сочинением Фарамира обнаружилась приписка "совсем как Боромир", торопливо накорябанная рукой взволнованного мальчика рядом с парой цитат из работы Мардила.
Денетор закрыл тетрадь и осторожно положил ее на место, ощущая, что держит в ладони целых десять столетий. Работу же Фарамира свернул и спрятал в карман. "Это отучит мальчика оставлять свои вещи в неподходящих местах", подумал он, как бы оправдываясь. Затем отыскал карты, нужные для дальнейшей работы, и вышел из Покоя Мардила. Закрывающиеся двери лязгнули как ворота Усыпальницы на Рат Динен.
Нет, он не должен допустить, чтобы на Улице Молчания встала еще одна мертвая стража.
@темы: фанфик, Третья Эпоха, нуменорцы, Гондор, Эарнур, PG-13, канон
-
-
29.01.2013 в 11:49польский не знаю, но с гуглопереводчиком и знанием украинского
и такой-то материможно было бы попробовать.но и за это спасибо большое!